Валентин Гафт
Грехи

"Ах, если бы она была жива,
Я все бы отдал за нее, все бросил".
Слова, слова, слова, слова, слова,
Мы все их после смерти произносим.
И пишутся в раскаяньи стихи,
Но в глубине души навеки будут с нами
Грехи, грехи, грехи, грехи, грехи,
Которые не искупить словами.

Неправда, что время уходит.
               Это уходим мы.
По неподвижному времени.
             По его протяжным долинам.
Мимо забытых санок посреди сибирской зимы.
Мимо иртышских плесов с ветром неповторимым.
Там, за нашими спинами,—
              мгла с четырех сторон.
И одинокое дерево, согнутое нелепо.
Под невесомыми бомбами —
                    заиндевевший перрон.
Руки, не дотянувшиеся до пайкового хлеба.
Там, за нашими спинами,—
                   снежная глубина.
Там обожженные плечи деревенеют от боли.
Над затемненным городом
                   песня:
                   «Вставай, страна-а!..»
«А-а-а-а...» — отдается гулко, будто в пустом соборе.
Мы покидаем прошлое.
              Хрустит песок на зубах.
Ржавый кустарник призрачно топорщится у дороги.
И мы на нем оставляем
           клочья отцовских рубах
и надеваем синтетику, вредную для здоровья.
Идем к черте, за которой —
                 недолгие слезы жен.
Осатанелый полдень.
Грома неслышные гулы.
Больницы,
      откуда нас вынесут.
Седенький дирижер.
И тромбонист,
         облизывающий пересохшие губы.
Дорога — в виде спирали.
       Дорога — в виде кольца.
Но —
отобедав картошкой или гречневой кашей —
историю Человечества
       до собственного конца
каждый проходит по времени.
Каждый проходит.
Каждый.
И каждому — поочередно —
        то солнечно, то темно.
Мы измеряем дорогу
        мерой своих аршинов.
Ибо уже установлено кем-то давным-давно:
весь человеческий опыт —
         есть повторенье ошибок...
И мы идем к горизонту.
              Кашляем.
                  Рано встаем.
Открываем школы и памятники.
           Звезды и магазины...
Неправда, что мы стареем!
Просто — мы устаем.
И тихо отходим в сторону,
         когда кончаются силы.

Роберт Рождественский

Лирическая-диалектическая

А была она солнышка краше.
Каждым утром по-царски легко
Выпивала стакан простокваши,
Отвергала пятьсот женихов.
Бились ядра о черные скалы,
Гренадеры топтали жнивье…
Три великих страны воевало
За прекрасные губы ее.

Пусть профессоры тут не скрывают
Про ужасное наше житье:
Ведь шестая война мировая
Получилася из-за нее.
По ракетам и антиракетам
Антиантиракеты неслись,
В синих бликах землянского света
На луне пять дивизий дрались.

После этой ужасной батальи
Женихам изменился подсчет,
Кто хотел бы за нежную талью
И касался наследства насчет.
На останках огромных пожарищ
Питекантроп готовил копье…
Семь родов кровожадных сражались
За прекрасные губы ее.

Юрий Визбор
1964

Ко Дню рождения поэта..

x x x

     Три звездочки вверху горят -
     Я начал о тебе стихи.
     Три звездочки стоят подряд -
     Я кончил о тебе стихи.
     Так я писал все десять лет,
     Так я пишу сто первый стих,
     У тех стихов названий нет,
     Но если озаглавить их -
     В трех звездочках заключено
     Для всех название одно:
     Три слова скрыты в них от глаз,
     И смысл их стар и вечно нов,
     Их произносят в жизни раз,
     И нет труднее этих слов.
     Три звездочки - они итог
     Моих в огне кипевших лет,
     Три звездочки - они исток
     Моих и радостей и бед.
     Как ветки собраны вокруг
     Большого сильного ствола,
     Так возле этих слов, мой друг,
     Мои и мысли и дела.
     Мои бессонные мечты,
     Мои заветнейшие сны,
     Как это твердо знаешь ты,
     В трех звездочках заключены...
     Три звездочки вверху горят,
     "Тебя люблю я", - говорят.

Р. Гамзатов

Галилей перед пыточной камерой
(Монолог сопровождающего)

-Послушай, Галилей,
Ну что ты так уперся?
Как будто в жизни сей
Ты плохо пообтерся.
Что гелио, что гео,-
Не все ли нам равно?
Кормило бы да грело
И денег не брало!

Притом еще учти,
Что в массе закоснелой
Земля для всех почти
Плоска, как блин горелый.
Ведь тока-тока-тока
Сказали нам об ней,
Что тоже круглобока.
Но все же всех главней!

Ведь наш Верховный Поп
Стрижет свои проценты
С того, что мы, как пуп,
Находимся по центру,
А Солнце, как Венера,-
Такой же сателлит.
Ну чем плохая вера?
Ну что тебя свербит?

Но что смешней всего -
Хоть шеф и отрицает,
Но что вокруг чего,
Мне кажется, он знает,
Но точно так же знает,
Что будет на мели,
Как только он признает
Вращение Земли!

Ведь вот все дело в чем:
Вращается - и пес с ней.
Но лишь бы не при нем,
А, скажем,- сразу после.
Отбросьте сантименты,
Поймите, силь ву пле,
Что ежли мы не в центре,
То он - не во главе!

А между прочим, шеф -
Не зверь, а так, слегка лишь.
Он не желает жертв,
Но ты ж его толкаешь!
Ведь все твои догадки
Изустная печать
Разносит без оглядки -
Ну что б тебе смолчать?!

Что ж, раз уж ты посмел
Так истиной увлечься,
То будь настолько смел
При всех от ней отречься,-
А там... шуруй, как знаешь!
Спокойно,
Без потерь...
А?
Нет?
Тогда, товарищ,
Пройдемте в эту дверь.

Юлий Ким

Я полмира почти через злые бои
Прошагал и прополз с батальоном,
А обратно меня за заслуги мои
С санитарным везли эшелоном.

    Подвезли на родимый порог,-
    На полуторке к самому дому.
    Я стоял - и немел, а над крышей дымок
    Поднимался не так - по-другому.

Окна словно боялись в глаза мне взглянуть.
И хозяйка не рада солдату -
Не припала в слезах на могучую грудь,
А руками всплеснула - и в хату.

    И залаяли псы на цепях.
    Я шагнул в полутемные сени,
    За чужое за что-то запнулся в сенях,
    Дверь рванул - подкосились колени.

Там сидел за столом, да на месте моем,
Неприветливый новый хозяин.
И фуфайка на нем, и хозяйка при нем,-
Потому я и псами облаян.

    Это значит, пока под огнем
    Я спешил, ни минуты не весел,
    Он все вещи в дому переставил моем
    И по-своему все перевесил.

Мы ходили под богом, под богом войны,
Артиллерия нас накрывала,
Но смертельная рана нашла со спины
И изменою в сердце застряла.

    Я себя в пояснице согнул,
    Силу воли позвал на подмогу:
    "Извините, товарищи, что завернул
    По ошибке к чужому порогу".

Дескать, мир да любовь вам, да хлеба на стол,
Чтоб согласье по дому ходило...
Ну, а он даже ухом в ответ не повел,
Вроде так и положено было.

    Зашатался некрашенный пол,
    Я не хлопнул дверьми, как когда-то,-
    Только окна раскрылись, когда я ушел,
    И взглянули мне вслед виновато.

В.С. Высоцкий
1974

Что делать!Душа у меня обнищала
И прочь ускользнула.
Я что-то кому-то наобещала
И всех обманула.
Но я не нарочно,а так уж случилось,
И жизнь на исходе.
Что делать!Душа от меня отлучилась
Гулять на свободе.
И где она бродит? Кого повстречала?
Чему удивилась?..
А мне без нее не припомнить начала,
Начало забылось.

Мария Петровых

СМЕРТЬ ПИОНЕРКИ
                 Грозою освеженный,
                 Подрагивает лист.
                 Ах, пеночки зеленой
                 Двухоборотный свист!

Валя, Валентина,
Что с тобой теперь?
Белая палата,
Крашеная дверь.
Тоньше паутины
Из-под кожи щек
Тлеет скарлатины
Смертный огонек.

Говорить не можешь -
Губы горячи.
Над тобой колдуют
Умные врачи.
Гладят бедный ежик
Стриженых волос.
Валя, Валентина,
Что с тобой стряслось?
Воздух воспаленный,
Черная трава.
Почему от зноя
Ноет голова?
Почему теснится
В подъязычье стон?
Почему ресницы
Обдувает сон?

Двери отворяются.
(Спать. Спать. Спать.)
Над тобой склоняется
Плачущая мать:

Валенька, Валюша!
Тягостно в избе.
Я крестильный крестик
Принесла тебе.
Все хозяйство брошено,
Не поправишь враз,
Грязь не по-хорошему
В горницах у нас.
Куры не закрыты,
Свиньи без корыта;
И мычит корова
С голоду сердито.
Не противься ж, Валенька,
Он тебя не съест,
Золоченый, маленький,
Твой крестильный крест.

На щеке помятой
Длинная слеза...
А в больничных окнах
Движется гроза.

Открывает Валя
Смутные глаза.

От морей ревучих
Пасмурной страны
Наплывают тучи,
Ливнями полны.

Над больничным садом,
Вытянувшись в ряд,
За густым отрядом
Движется отряд.
Молнии, как галстуки,
По ветру летят.

В дождевом сиянье
Облачных слоев
Словно очертанье
Тысячи голов.

Рухнула плотина -
И выходят в бой
Блузы из сатина
В синьке грозовой.

Трубы. Трубы. Трубы
Подымают вой.
Над больничным садом,
Над водой озер,
Движутся отряды
На вечерний сбор.

Заслоняют свет они
(Даль черным-черна),
Пионеры Кунцева,
Пионеры Сетуни,
Пионеры фабрики Ногина.

А внизу, склоненная
Изнывает мать:
Детские ладони
Ей не целовать.
Духотой спаленных
Губ не освежить -
Валентине больше
Не придется жить.

- Я ль не собирала
Для тебя добро?
Шелковые платья,
Мех да серебро,
Я ли не копила,
Ночи не спала,
Все коров доила,
Птицу стерегла,-
Чтоб было приданое,
Крепкое, недраное,
Чтоб фата к лицу -
Как пойдешь к венцу!
Не противься ж, Валенька!
Он тебя не съест,
Золоченый, маленький,
Твой крестильный крест.

Пусть звучат постылые,
Скудные слова -
Не погибла молодость,
Молодость жива!

Нас водила молодость
В сабельный поход,
Нас бросала молодость
На кронштадтский лед.

Боевые лошади
Уносили нас,
На широкой площади
Убивали нас.

Но в крови горячечной
Подымались мы,
Но глаза незрячие
Открывали мы.

Возникай содружество
Ворона с бойцом -
Укрепляйся, мужество,
Сталью и свинцом.

Чтоб земля суровая
Кровью истекла,
Чтобы юность новая
Из костей взошла.

Чтобы в этом крохотном
Теле - навсегда
Пела наша молодость,
Как весной вода.

Валя, Валентина,
Видишь - на юру
Базовое знамя
Вьется по шнуру.

Красное полотнище
Вьется над бугром.
"Валя, будь готова!" -
Восклицает гром.

В прозелень лужайки
Капли как польют!
Валя в синей майке
Отдает салют.

Тихо подымается,
Призрачно-легка,
Над больничной койкой
Детская рука.

"Я всегда готова!" -
Слышится окрест.
На плетеный коврик
Упадает крест.
И потом бессильная
Валится рука
В пухлые подушки,
В мякоть тюфяка.

А в больничных окнах
Синее тепло,
От большого солнца
В комнате светло.

И, припав к постели.
Изнывает мать.

За оградой пеночкам
Нынче благодать.

Вот и все!

Но песня
Не согласна ждать.

Возникает песня
В болтовне ребят.

Подымает песню
На голос отряд.

И выходит песня
С топотом шагов

В мир, открытый настежь
Бешенству ветров.

Э.Г.Багрицкий
1932

О смысле жизни

Когда вздохнёшь - всю жизнь, мол, зря
Комодом простоял в простенке,
Приходит дочка втихаря
И залезает на коленки.

По щёчке катится слеза,
Ведь папа - рядом и не рядом.
Дочь тянется в мои глаза
Проникнуть осторожным взглядом -

Ей есть там место или нет.
И вот уже в своей скорлупке
Сквозь трещину я вижу свет
И вспухшие от плача губки.

А дочка, уловив контакт,
И расцветёт и захохочет.
И я с собой готовлю пакт,
Что есть и плюсы, между прочим.

Тут набегают сыновья:
На абордаж пошла эскадра.
И твёрдо понимаю я,
Что жизнь моя идёт, как надо.

Андрей Карпов