Шарль Бодлер
перевод Вильгельма Левика   

Когда веленьем сил, создавших все земное,
Поэт явился в мир, унылый мир тоски,
Испуганная мать, кляня дитя родное,
На Бога в ярости воздела кулаки.

"Такое чудище кормить! О, правый Боже,
Я лучше сотню змей родить бы предпочла,
Будь трижды проклято восторгов кратких ложе,
Где искупленье скверн во тьме я зачала!

За то, что в матери уроду, василиску,
На горе мужу Ты избрал меня одну,
Но, как ненужную любовную записку,
К несчастью, эту мразь в огонь я не швырну,

Я Твой неправый гнев обрушу на орудье
Твоей недоброты, я буду тем горда,
Что это деревце зачахнет на безлюдье
И зачумленного не принесет плода".

Так, не поняв судеб и ненависти пену
Глотая в бешенстве и свой кляня позор,
Она готовится разжечь, сойдя в Геенну,
Преступным матерям назначенный костер.

Но ангелы хранят отверженных недаром,
Бездомному везде под солнцем стол и кров,
И для него вода становится нектаром,
И корка прелая - амброзией богов.

Он с ветром шепчется и с тучей проходящей,
Пускаясь в крестный путь, как ласточка в пол"т
И Дух, в пучине бед паломника хранящий,
Услышав песнь его, невольно слезы льет.

Но от его любви шарахается каждый,
Но раздражает всех его спокойный взгляд,
Всем любо слышать стон его сердечной жажды
Испытывать на нем еще безвестный яд.

Захочет он испить из чистого колодца,
Ему плюют в бадью. С брезгливостью ханжи
Отталкивают все, к чему он прикоснется,
Чураясь гением протоптанной межи.

Его жена кричит по рынкам и трактирам:
За то, что мне отдать и жизнь и страсть он мог,
За то, что красоту избрал своим кумиром,
Меня озолотит он с головы до ног.

Я нардом услажусь и миррой благовонной,
И поклонением, и мясом, и вином.
Я дух его растлю, любовью ослепленный.
И я унижу все божественное в нем.

Когда ж наскучит мне весь этот фарс нелепый
Я руку наложу покорному на грудь,
И эти ногти вмиг, проворны и свирепы,
Когтями гарпии проложат к сердцу путь.

Я сердце вылущу, дрожащее как птица
В руке охотника, и лакомым куском
Во мне живущий зверь, играя, насладится,
Когда я в грязь ему швырну кровавый ком.

Но что ж Поэт? Он тверд. Он силою прозренья
Уже свой видит трон близ Бога самого.
В нем, точно молнии, сверкают озаренья,
Глумливый смех толпы скрывая от него.

"Благодарю, Господь! Ты нас обрек несчастьям,
Но в них лекарство дал для очищенья нам,
Чтоб сильных приобщил к небесным сладострастьям
Страданий временных божественный бальзам.

Я знаю, близ себя Ты поместишь Поэта,
В святое воинство его Ты пригласил.
Ты позовешь его на вечный праздник света,
Как собеседника Властей, Начал и Сил.

Я знаю, кто страдал, тот полон благородства,
И даже ада месть величью не страшна,
Когда в его венце, в короне первородства,
Потомство узнает миры и времена.

Возьми все лучшее, что создано Пальмирой,
Весь жемчуг собери, который в море скрыт.
Из глубины земной хоть все алмазы вырой, -
Венец Поэта все сиянием затмит.

Затем что он возник из огненной стихии
Из тех перволучей, чья сила так светла,
Что, чудо Божие, пред ней глаза людские
Темны, как тусклые от пыли зеркала".

Петрос Дурян

ЛЮБОВЬ

О пламень уст! О взоров жар!
Я весь во власти ваших чар.

Хотел бы я бежать в леса,
Любить цветы, любить листву,
Любить росистую траву,
Сияющие небеса
И дней грядущих голоса
Счастливо слышать наяву.

Но шелест платья за спиной
Меня влечёт на путь иной.

Хотел бы я совсем один
Дружить с прозрачным ручейком,
Его беспечностью влеком,
Уйти душой в игру стремнин,
Открыть в волне не холод льдин,
А тайну зыби с ветерком.

Но сердце слышит в тишине
Эфирный зов: "Иди ко мне!"

Хотел бы я, как брата брат,
Обнять легчайший ветерок!
Ах, он так ласков, так широк!
Какой чудесный аромат
Несёт он нам от райских врат
Вдоль неизвестных нам дорог!

Но пламень уст шепнул: "Не ту -
Ищи иную красоту!"

Хотел бы я из лиры звук
Извлечь прекрасный и простой,
Навеки слиться с лирой той,
Не выпускать её из рук!
Она единственный мой друг,
Непрекословный и святой.

Но мне уста любви велят:
"Забудь струну. В ней боль и хлад".

И с глаз упала пелена:
Чистейшая, как ручеёк,
Невинная, как ветерок,
Как лира чуткая верна,
Подруга мне навек дана,
И близок нашей встречи срок.

О пламень уст! О взоров жар!
Я весь во власти ваших чар.

Перевод с армянского Александра Щербакова

ЛОНДОН
Вильям Блейк перевод С. Я. Маршака

По вольным улицам брожу,
У вольной издавна реки.
На всех я лицах нахожу
Печать бессилья и тоски.

Мужская брань, и женский стон,
И плач испуганных детей
В моих ушах звучат, как звон
Законом созданных цепей.

Здесь трубочистов юных крики
Пугают сумрачный собор,
И кровь солдата-горемыки
Течет на королевский двор.

А от проклятий и угроз
Девчонки в закоулках мрачных
Чернеют капли детских слез
И катафалки новобрачных.

Отредактировано А.Ч. (06.12.2014 00:34:12)

ТИГР
Вильям Блейк перевод Константина Бальмонта

Тигр, тигр, жгучий страх,
Ты горишь в ночных лесах.
Чей бессмертный взор, любя,
Создал страшного тебя?

В небесах иль средь зыбей
Вспыхнул блеск твоих очей?
Как дерзал он так парить?
Кто посмел огонь схватить?

Кто скрутил и для чего
Нервы сердца твоего?
Чьею страшною рукой
Ты был выкован - такой?

Чей был молот, цепи чьи,
Чтоб скрепить мечты твои?
Кто взметнул твой быстрый взмах,
Ухватил смертельный страх?

В тот великий час, когда
Воззвала к звезде звезда,
В час, как небо все зажглось
Влажным блеском звездных слез, -

Он, создание любя,
Улыбнулся ль на тебя?
Тот же ль он тебя создал,
Кто рожденье агнцу дал?

Эмиль Верхарн

Когда искристый снег покроет крышу
Алмазной пеленой,
Твои шаги тревожные я слышу –
Там, за стеной.

Отодвигаешь зеркала, сначала
Им блеск придав.
Ключей домашних связка зазвучала –
И отперт шкаф.

Я слушаю, а ты мешаешь пламя.
Огонь вспорхнул.
Безмолвные у стен немых рядами –
За стулом стул.

Вот ты взяла ларец на узких ножках, –
Как пылен стал!
Кольцом коснувшись, медлишь ты немножко,
Беря бокал.

И в счастии таком большом без краю
Года пройдут.
Тебя не вижу, но всем телом знаю:
Ты близко, тут.

Перевод с французского Александра Гатова

День блаженный, тяжкое мученье.
Улыбаюсь, выхожу под ветер.
Осень смотрит в бездну с облегченьем,
И деревья догола раздеты.

Словно войско маршируют мысли.
А ладони – холодней железа.
Много-много желтоглазых листьев.
Осень спит калачиком над бездной.

Терентий ГРАНЕЛИ (перевод М.Георгадзе)