И только пыльные цветы,
И звон кадильный, и следы
Куда-то в никуда.
И прямо мне в глаза глядит
И скорой гибелью грозит
Огромная звезда.

А.Ахматова, "Реквием"

   Вот уже целый месяц Ёжик каждую ночь лазил на сосну и протирал звёзды.
   «Если я не буду протирать звёзды каждый вечер — думал он — они обязательно потускнеют».
   И с утра выходил на крыльцо, наламывал свежий веник, чтобы сбивать сначала со звёзд пыль, и стирал тряпочку. Тряпочка у него была одна, и поэтому он каждое утро мыл её и вешал на сосну сушить.
   Покончив с приготовлениями. Ёжик обедал и ложился спать. Просыпался он, когда уже выпадала роса. Поужинав, брал тряпочку в одну лапу, а веник в другую и потихонечку, с сучка на сучок, подымался на самую верхушку сосны.
   Здесь начиналось самое главное. Сначала звёзды надо было обстукать веником, да так осторожно, чтобы случайно не сбить с неба. Потом веник переложить в левую лапу, а тряпочку взять в правую и протирать звёзды до блеска. Работа была кропотливая, и на неё уходила вся ночь.
   «А как же иначе? — ворчал Ёжик, беседуя сам с собой на верхушке сосны. — Если Медвежонок не протрёт звёзды, если я не протру звёзды, то кто же протрёт звёзды?..»
   Медвежонок в это время тоже сидел на верхушке сосны над своим домом, протирал звёзды и думал:
   «Удивительно, как это Ёжику в голову пришла такая счастливая мысль! Ведь если бы Ёжик не придумал чистить звёзды, их бы давно уже никто не видел. Вон какая пыльная!..» — И он дунул на звезду и потёр тряпочкой…
   Медвежонок очень старался, но у него не всегда получалось, как у Ёжика. И если с неба падала звезда, все в лесу знали, что это её нечаянно столкнул Медвежонок.

Сергей Козлов

   — Если бывают планеты-женщины, то это одна из них!
   — Женщина — снаружи, мужчина внутри, — возразил Чаттертон. — Там, внутри, всё твёрдое, всё мужское — железо, медь, уран, антрацит. Не поддавайтесь чарам косметики, Форестер, она одурачит вас.

Рэй Брэдбери, "Здесь могут водиться тигры"

   Пег Барни сидел на земле в одной рубашке, одна нога обута, другая нет, и сапогом вгонял в землю приколыш, распевая так, что мертвец — и тот бы проснулся. Но горланил он не просто песню, а кой-что похуже — «Чертову обедню».
   — Это еще что такое? — удивился я.
   — Когда шелудивого пса вроде Барни вышибают из армии, он на радостях поет «Чертову обедню»: честит всех, от главнокомандующего до отделенного, разными словами, каких вы отродясь не знавали. Бывают такие ругатели, что от их брани молоко киснет. Приходилось вам слышать, как оранжисты на сходках сквернословят? Так вот, «Чертова обедня» раз в десять похлеще будет. Ее-то и распевает Пег Барни, поминая свое начальство, и как новое имя назовет, так сапогом по приколышу и припечатает. А голосина у него был здоровенный, и ругался он отчаянно, даже трезвый.
   Я подхожу к нему и тут не только вижу, но и чую — он в стельку пьян. Кончил он генерального адъютанта костить и дух переводит. Тут я и говорю:
   «Здорово, Пег! Видишь, я самый лучший костюм надел, чтоб с тобой повидаться».
   «А ты его скинь да попляши, штафирка поганый!» — отвечает Пег, стукнув по приколышу сапогом, и сразу начинает Барабанную Палочку грязью поливать: он до того нализался, что начальника штаба бригады и военного судью пропустил.
   «Не узнаешь меня, Пег Барни?» — спрашиваю я, а все во мне так и кипит — он же меня штафиркой обозвал.
   — И это почтенный, женатый человек! — простонала Дайна Шедд.
   «Не узнаю, — отвечает Пег. — Вот сейчас кончу петь и лопатой тебе зад отполирую, даром что я пьяный».
   «Ну, коли так, Пег Барни, — говорю я, — дело ясное: ты меня позабыл. Давай-ка я тебе твою автобиографию напомню».
   С этими словами я уложил Пега пятками вверх и пошел в лагерь, а там такая картина — просто жуть берет.

Р.Киплинг, "Подгулявшая команда"

     — Видите ли, я, собственно говоря, в этом не  разбираюсь,  —  отозвался Боб Сойер. — Я...
     — Уж не Желтый ли он, мистер Пиквик? — перебил  Потт,  отодвигая  стул. Ваш друг не Желтый, сэр?
     — Нисколько! — возразил Боб. — В настоящее время я похож на шотландскую материю — смесь всех цветов.
     — Колеблющийся, — торжественно определил Потт, — колеблющийся!  Сэр,  я бы хотел показать вам восемь передовых статей, появившихся в  "Итенсуиллской газете". Мне кажется, я вправе утверждать, что вы не замедлите  после  этого обосновать свои мнения на твердом н незыблемом Синем фундаменте, сэр.
     — Пожалуй, я совсем посинею задолго до того, как дочитаю их  до  конца, отвечал Боб.

Ч.Диккенс, "Посмертные записки..."

   "А! заплатанной, заплатанной!" вскрикнул мужик. Было им прибавлено и существительное к слову заплатанной, очень удачное, но не употребительное в светском разговоре, а потому мы его пропустим.

"Мертвые души"

     Услышав  слова художника, Дарнуэй резко обернулся, левая  бровь у  него вздернулась, и на мгновение Пейн увидел перед  собой лицо портрета, зловещее сходство  было так  поразительно,  что все невольно  содрогнулись. У старого слуги вырвался глухой стон.
     — Нет, это  безнадежно, — хрипло сказал он. — Мы столкнулись  с чем-то слишком страшным.
     — Да, — тихо согласился священник. — Мы  действительно столкнулись с чем-то страшным, с самым страшным из всего, что я знаю, — с глупостью.
     — Как вы сказали? — спросил Дарнуэй, не сводя с него глаз.
     — Я  сказал — с глупостью, — повторил священник.

Г.К.Честертон, "Злой рок семьи Дарнуэй"

     Докладчик  говорил,  что   нельзя  одновременно  улыбаться  и  серьезно мыслить. Это неверно.  Рождение новой мысли  ученый приветствует улыбкой! И, может  быть, самая счастливая  улыбка во  вселенной была на лицах создателей космического корабля, когда они увидели торжество своих научных идей.

Никита Разговоров, "Четыре четырки".

В будни нашего отряда, 
в нашу окопную семью 
девочка по имени Отрада 
принесла улыбку свою.

И откуда на переднем крае, 
где даже земля сожжена, 
тонких рук доверчивость такая 
и улыбки такая тишина?

Пусть, пока мы шагом тяжелым 
проходим по улице в бой, 
редкие счастливые жены 
над ее злословят судьбой.

Ты клянись, клянись, моя рота, 
самой высшей клятвой войны:
перед девочкой с Южного фронта 
нет в нас ни грамма вины.

И всяких разговоров отрава, 
заливайся воронкою вслед... 
Мы идем на Запад, Отрада, 
а греха перед пулями нет.

Б.Ш.Окуджава