— Покойный генерал-майор Клавдий Александрович  Комаровский-Эшаппар  де Бионкур,  командир лейб-гвардии уланского его величества полка.  — И тут же, видя мой  интерес,   Бомбардов   рассказал:   —   История   его   совершенно необыкновенная.  Как-то приехал он на два дня из Питера в Москву, пообедал у Тестова,  а вечером попал в наш театр.  Ну,  натурально,  сел в первом ряду, смотрит...  Не помню,  какую пьесу играли,  но очевидцы рассказывали, что во время картины,  где был изображен лес,  с генералом что-то сделалось.  Лес в закате, птицы перед сном засвистели, за сценой благовест к вечерне в селенье дальнем...  Смотрят, генерал сидит и батистовым платком утирает глаза. После спектакля  пошел  в  кабинет  к  Аристарху  Платоновичу.  Капельдинер  потом рассказывал, что, входя в кабинет, генерал сказал глухо и страшно: "Научите,
что делать?!"
     Ну, тут они затворились с Аристархом Платоновичем, и о чем говорили, неизвестно, но известно, что ночью же генерал послал в Петербург телеграмму  такого  содержания:  "Петербург.  Его величеству.   Почувствовав   призвание   быть   актером   вашего  величества Независимого Театра, всеподданнейше прошу об отставке. Комаровский-Бионкур".
     Я ахнул и спросил:
     — И что же было?!
     — Компот такой получился,  что просто прелесть,  — ответил Бомбардов. — Александру Третьему телеграмму подали в два часа ночи. Специально разбудили. Тот в одном белье, борода, крестик... говорит: "Давайте сюда! Что там с моим Эшаппаром?" Прочитал и две минуты не мог ничего сказать, только побагровел и сопел,  потом  говорит:  "Дайте  карандаш!" — и тут же начертал резолюцию на телеграмме: "Чтоб духу его в Петербурге не было. Александр". И лег спать.

М.А.Булгаков, «Театральный роман»

   В трактире мы сразу заказали пива. Вот удовольствие, которого я был лишен, пока не уволился на пенсию! В таком маленьком городке, как наш, учителя знают все. Родители твоих учеников почему-то воображают, будто ты чудотворец и своим личным примером способен помешать их детям устремиться по стопам родителей. Трактир с утра до поздней ночи буквально кишит этими родителями, и если ты позволяешь себе невинную кружку пива, то на следующий день непременно имеешь унизительный разговор с директором. А я люблю трактир! Люблю посидеть в доброй мужской компании, ведя неторопливые серьезные беседы на произвольные темы, рассеянно ловя слухом гул голосов и звон стаканов за спиной, люблю рассказать и выслушать соленый анекдотец, сыграть в четыре короля — по маленькой, но с достоинством и при выигрыше заказать всем по кружке. Ну ладно.

АБС, «Второе нашествие марсиан»

П а р а т о в. Что ж с тобой?
Р о б и н з о н. Я отравлен, я сейчас караул закричу.
П а р а т о в. Да ты что пил-то больше, какое вино?
Р о б и н з о н. Кто ж его знает?  Химик  я,  что  ли!  Ни  один  аптекарь  не разберет.
П а р а т о в. Да что на бутылке-то, какой этикет?
Р о б и н з о н. На бутылке-то "бургонское", а в  бутылке-то  "киндар-бальзам" какой-то. Не пройдет мне даром эта специя, уж я чувствую.

А.Н.Островский, «Бесприданница»

   — Но ведь надо же что-нибудь описывать? — говорил Воланд, — если вы исчерпали этого прокуратора, ну, начните изображать хотя бы этого Алоизия.
   Мастер улыбнулся.
   — Этого Лапшенникова не напечатает, да, кроме того, это и неинтересно.

М.Б., «М. и М.»

   Но предложение отправить Канта в Соловки не только не поразило иностранца, но даже привело в восторг.
   — Именно, именно, — закричал он, и левый зеленый глаз его, обращенный к Берлиозу, засверкал, — ему там самое место! Ведь говорил я ему тогда за завтраком: «Вы, профессор, воля ваша, что-то нескладное придумали! Оно, может, и умно, но больно непонятно. Над вами потешаться будут».
   Берлиоз выпучил глаза. «За завтраком... Канту?.. Что это он плетет?» — подумал он.

М.Б., «М. и М.»