Нет сомнения, что Таннер, будучи человеком ученым, а следовательно, и самым уживчивым, прожил бы с женой счастливо до самой могилы, если бы не усмотрел за нею одного страшного порока. Порок madame Таннер заключался в том, что она ела по-человечески. Этот порок жены кольнул Таннера в самое сердце. "Я перевоспитаю ее!" -- задал он себе задачу и начал развивать m-me Таннер. Сперва отучил он ее завтракать и ужинать, потом чай пить. Через год после свадьбы m-me Таннер приготовляла к обеду уже не четыре, а только одно блюдо, через два же года после подписания свадебного контракта она умела уже довольствоваться баснословным количеством пищи. А именно, в одни сутки поедала и выпивала она следующее количество питательных веществ:
 
   1 gr. солей
   5 gr. белковых веществ
   2 gr. жира
   7 gr. воды (дистиллированной)
   1/23 gr. венгерского вина
   --------------------------------
   Итого 15 1/23 гран.
 
   Газов мы не считаем, потому что наука еще не в состоянии точно определять количеств потребляемых нами газов. Таннер торжествовал, но недолго. На четвертый год его брачной жизни его начала терзать мысль, что m-me Таннер поедает много белковых веществ. Он еще с большей энергией принялся за дрессировку и, пожалуй, достиг бы сокращения 5 гран до одного или нуля, если бы не почувствовал, что он разлюбил свою жену. Будучи эстетиком, он не мог не разлюбить своей жены. M-me Таннер, вместо того, чтобы до глубокой старости быть американской красавицей, вздумала ни с того ни с сего обратиться в подобие американской щепки, лишиться своих прекрасных форм и умственных способностей, чем и показала, что она хотя и годится еще для дальнейших дрессировок, но стала уже совершенно негодной для супружеской жизни.

А.П. Чехов "Жены артистов"

Барон рухнул  за  свободный  стол,  покосился  на  серых  офицеров  и проворчал: "Однако и здесь не  без  швали..."  Но  тут  дородная  тетка  в
переднике подала первую  перемену.  Барон  крякнул,  вытащил  из-за  пояса кинжал и принялся веселиться. Он молча  пожирал  увесистые  ломти  жареной оленины, груды маринованных моллюсков, горы морских раков, кадки салатов и майонезов, заливая все это водопадами вина, пива, браги и вина, смешанного с пивом и брагой. Безденежные доны по одному и по двое начали перебираться за его стол, и барон  встречал  их  молодецким  взмахом  руки  и  утробным ворчанием.
     Вдруг он перестал есть, уставился на  Румату  выпученными  глазами  и проревел лесным голосом:
     - Я давно не был в Арканаре, мой благородный друг!  И  скажу  вам  по чести, мне что-то здесь не нравится.

Аркадий и Борис Стругацкие "Трудно быть богом"

Открыл дверцу, смотрю – очнулась уже вполне моя принцесса, сидит, напрягшая вся, как на иголках, и смотрит испуганно.
– Вылезай! – Вышла.
– Есть хочешь? – Молчит.
– Только вот не надо контузию мне тут изображать. Все ты слышишь, все понимаешь. Ну, хочешь есть или нет? Третий раз спрашивать не буду!
Кивнула.
Подвел ее к лотку, где тетка, себя поперек толще, пирожками горячими торговала, купил один.
– На, ешь.
Глазом моргнуть не успел – в секунду заглотала. Мне даже забавно сделалось.
– Гут, – и тетке кивнул, – давай следующий. – Второй моя герцогиня уже чуть помедленнее жрала.
А третий и вовсе цивилизованно – по чуть-чуть откусывая, без всякого там чавка. Дожевала, крошки с пальчиков аккуратно стряхнула и на меня глазки подняла.
– А ты почему не ешь?
– Сыт я.
Не объяснять же ей, думаю, что, по моему скромному мнению, зайчатина эта сегодня с утра процентов на девяносто то ли гавкала, то ли мяукала.

Андрей Уланов "Крест на башне"

День был  жаркий  и  солнечный,  и  с  наступлением  вечерней  прохлады семейство отправилось на прогулку. Они вернулись домой лишь к девяти часам и сели за легкий ужин. О привидениях  даже  речи  не  заходило,  так  что  все присутствующие отнюдь не были в том  состоянии  повышенной  восприимчивости, которое так часто предшествует материализации духов. Говорили, как потом мне рассказал мистер Отис, о  чем  всегда  говорят  просвещенные  американцы  из высшего общества;  о  бесспорном  превосходстве  мисс  Фанни  Давенпорт  как актрисы над Сарой Бернар; о том, что  даже  в  лучших  английских  домах  не подают кукурузы, гречневых  лепешек  и  мамалыги;  о  значении  Бостона  для формирования мировой души; о  преимуществах  билетной  системы  для  провоза багажа по железной дороге; о приятной мягкости нью-йоркского произношения по сравнению с тягучим лондонским выговором. Ни о чем  сверхъестественном  речь не шла, а о сэре Симоне де Кентервиле никто даже не заикнулся.

Оскар Уайльд "Кентервильское привидение"