- Боярин пьян, - сказал Иван Васильевич, - вынести его вон!
     Шепот пробежал по собранию,  а  земские бояре переглянулись и  потупили
очи в свои тарелки, не смея вымолвить ни слова.
     Серебряный содрогнулся.  Еще недавно не верил он рассказам о жестокости
Иоанна, теперь же сам сделался свидетелем его ужасной мести.
     "Уж не ожидает ли и меня такая же участь?" - подумал он.
     Между тем  старика вынесли,  и  обед продолжался,  как  будто ничего не
случилось. Гусли звучали, колокола гудели, царедворцы громко разговаривали и смеялись.  Слуги,  бывшие в бархатной одежде,  явились теперь все в парчовых доломанах.  Эта  перемена  платья  составляла одну  из  роскошей царских обедов.  На столы поставили сперва разные студени,  потом журавлей с  пряным зельем,  рассольных петухов с  инбирем,  бескостных куриц и уток с огурцами.
Потом  принесли разные похлебки и  трех  родов уху:  курячью белую,  курячью черную и  курячью шафранную.  За  ухою подали рябчиков со сливами,  гусей со пшеном и тетерок с шафраном.

А.К. Толстой "Князь Серебряный"

Небывалая хозяйственная страсть, желание хоть как-то загладить свою вину перед людьми охватили все Лизкино существо. Она сняла с себя ватник, платок, сбегала на ручей за водой, развела в кухне огонь, все перемыла, прибрала, начистила картошки на обед, замочила треску, затем вспомнила, что у нее белье вчерашнее на веревке висит, – собрала белье. А что еще делать?
Долго не раздумывала: оделась, вскинула топорик на плечо – и в лес.
Давно она не была в лесу. С той самой поры, как ее на кухню поставили. Работенка неприметная, а хватает. Утром – чай, завтрак, немудреная пускай еда – мусенка или каша овсяная, а встать надо раньше всех. А люди в лес отправились – все надо прибрать, пол подпахать, а то и помыть, а потом стирка, тому рубаху зашить, этому рукавицы починить – как на огне горят рукавицы, а там, смотришь, и темень: про обед смекай, барак топи, баню топи – люди в лесу намерзнутся, хоть каждый день готовы париться.
Но теперь дело другое. Теперь дни стали длинные – можно и ей часа на два, на три в лес выходить. Раз у людей месячник, пускай и у нее будет месячник. Да, может, и копейку какую положат – не помешает.

Федор Александрович Абрамов "Две зимы и три лета"

Впервые он начал догадываться об истинном положении вещей на одном званом обеде. Приглашение на этот обед было получено уже давно, и они имели неосторожность принять его, так как Эйлин в ту пору еще не была уверена в окончательном провале своих «сред». Обед давали Сандерленд Слэды, не пользовавшиеся особым весом в обществе; городские пересуды либо еще не успели до них дойти, либо они не знали, что это вызвало такую резкую перемену в отношении к Каупервудам, тогда как почти все другие знакомые Каупервудов — и Симсы, и Кэнды, и Коттоны, и Кингсленды — уже пришли к убеждению, что ими была допущена непростительная ошибка и что Каупервудов принимать не следует.
Все они тоже получили приглашение на обед, и все, узнав, что в числе гостей будут Каупервуды, в последнюю минуту, словно сговорившись, прислали свои извинения хозяевам: «Бесконечно огорчены…», «К великому сожалению» и т.д. и т.п. За стол сели вшестером — сами хозяева, Каупервуды и чета Хоксема, которых, кстати, и Эйлин и Каупервуд не очень-то жаловали. Всем было не по себе. Эйлин сослалась на головную боль, и вскоре они уехали.

Теодор Драйзер "Титан"

Когда я вернулся в кабинет, Вулфа там уже не было. Я нашел его на кухне. Он поднимал крышку кастрюли, в которой готовились телячьи котлеты с ветчиной и помидорами Аромат был потрясающий.
— Признаю, — великодушно изрек я, — у вас чрезвычайно хороший глаз. Но, конечно, вы настолько высоко цените женскую красоту, что вознегодовали из-за оскверняющей эту красоту царапины и только поэтому обратили на нее свое внимание.
Он игнорировал мои слова.

Рекс Стаут "Зотолые пауки"

Я всегда училась хорошо,  и говорили,  что я самая красивая  в классе,  и учителя-мужчины меня любили, а женщины - нет. Одна Тамара Петровна - наш классный руководитель, учительница ботаники - мы ее "Морковкой" звали, - просто меня ненавидела, особенно, когда я причешусь или когда я веселая. Однажды нам дали на дом задание вырастить на хлебе плесень. Хлеб нужно намочить и под стакан,
а через несколько дней - на нем,  как вата,  это и есть  плесень.
Так вот, у меня она на хлебе не выросла, зато выросла на овощах у нас в ящике под кухонным столом. Я ее, не долго думая, под стакан
и в школу - "Вот,  глядите,  выросла на морковке". И тут только я вспомнила про кличку.  Был скандал, вызвали мать и строго ее предупредили,  что я вырасту распущенной женщиной.  Вот я и выросла.

В.С. Высоцкий "Роман о девочках"

Несмотря на свое полное одиночество, граф жил очень роскошно. Он любил покушать: обеды и сервировка стола отличались всегда парадностью. Цедрик смотрел на деда из-за великолепных гранёных стаканов и ваз, которые повергали его в неописуемое изумление. Всякий посторонний зритель непременно улыбнулся бы при виде сурового джентльмена, огромной комнаты, высоких ливрейных лакеев, зажженных канделябров, блестящего серебра и наряду со всем этим крошечного мальчика, сидевшего напротив старого деда. Граф был вообще очень требователен насчет еды, и бедному повару приходилось иногда переживать неприятные минуты, в особенности, когда случалось, что его сиятельство нехорошо себя чувствовал или не имел аппетита. На сей раз он ел с большим, чем обыкновенно, аппетитом, может быть потому, что думал о другом, а не о вкусе закусок или соусов -- внук наводил его на размышления. Он сам говорил мало, стараясь, чтобы мальчик не умолкал. Он никогда не представлял себе, что разговор маленького ребенка может заинтересовать его, а между тем он с удовольствием прислушивался к его болтовне; вспоминая, как он постарался, чтобы плечо внука почувствовало всю тяжесть его тела, желая испытать таким образом силу воли и выносливость мальчика, он радовался, что его внук не сплошал и, по-видимому, ни на секунду не подумал бросить дело на полдороге.

Фрэнсис Бернетт "Маленький лорд Фаунтлерой"