Дневник прапорщика Смирнова

                  Стихи Леонида Филатова
                  Музыка Владимира Качана

               Am                     Dm
Мы шатались на Пасху по Москве по церковной,
                E                Am
Ты глядела в то утро на меня одного.
A7                   Dm                  Am
Помню, в лавке Гольдштейна я истратил целковый,
               E                     Am
Я купил тебе пряник в форме сердца мово.

Музыканты играли невозможное танго
И седой молдаванин нам вина подливал.
Помню, я наклонился, и шепнул тебе: "Танька..."
Вот и все, что в то утро я тебе прошептал.

А бежал я из Крыма, и татарин Ахметка
Дал мне женскую кофту и отправил в Стамбул,
А в Стамбуле, опять же, - ипподром да рулетка, -
проигрался вчистую и ремень подтянул.

Содержатель кофейни, полюбовник Нинэли, -
Малый, тоже из русских, - дал мне дельный совет:
"Уезжай из Стамбула. Говорят, что в Марселе
полмильона с России, я узнал из газет".

И приплыл я в багажном в той Ахметкиной кофте,
Как последнюю память, твое фото храня.
Это фото я выкрал у фотографа Кости,
Это фото в скитаньях утешало меня.

Помню, ночью осенней я вскрывал себе вены,
Подобрал меня русский бывший штабс-капитан.
А в июне в Марселе Бог послал мне Елену,
И была она родом из мадьярских цыган.

Она пела романсы и страдала чахоткой,
И неслышно угасла среди белого дня.
И была она умной, и была она доброй,
Говорила по-русски, и жалела меня.

Я уехал на север, я добрался до Польши,
И на пристани в Гданьске, замерзая в снегу,
Я почувствовал, Танька, не могу я так больше,
Не могу я так больше, больше так не могу.

Мы же русские, Танька, мы приходим обратно,
Мы встаем на колени, нам иначе нельзя
Мы же русские, Танька, дураки и паскуды,
Проститутки и воры, шулера и князья.

Мы шатались на Пасху по Москве по церковной,
Ты глядела в то утро на меня одного.
Помню, в лавке Гольдштейна я истратил целковый,
Я купил тебе пряник в форме сердца мово.

Музыканты играли невозможное танго
И седой молдаванин нам вина подливал.
Помню, я наклонился, и шепнул тебе: "Танька..."
Вот и все, что в то утро я тебе прошептал.

Не удивляйтесь, уважаемые собеседники, что я использовал ссылку на текст с аккордами. Это и замечательные стихи и очевидная в своей простоте "ритмическая основа".

Отредактировано А.Ч. (13.09.2014 16:42:59)

Роберт Бернс

В деревне парень был рожден,
Но день, когда родился он,
В календари не занесен.
Кому был нужен Робин?

Был он резвый паренек,
Резвый Робин, шустрый Робин,
Беспокойный паренек -
Резвый, шустрый Робин!

Зато отметил календарь,
Что был такой-то государь,
И в щели дома дул январь,
Когда родился Робин.

Разжав младенческий кулак,
Гадалка говорила так:
- Мальчишка будет не дурак.
Пускай зовется Робин!

Немало ждет его обид,
Но сердцем все он победит.
Парнишка будет знаменит,
Семью прославит Робин.

Он будет весел и остер,
И наших дочек и сестер
Полюбит с самых ранних пор
Неугомонный Робин.

Девчонкам - бог его прости! -
Уснуть не даст он взаперти,
Но знать не будет двадцати
Других пороков Робин.

Был он резвый паренек -
Резвый Робин, шустрый Робин,
Беспокойный паренек -
Резвый, шустрый Робин!

перевод С.Я. Маршака.

КОРОЛЕВА АННА

Как тебе живется, королева Анна,
В той земле, во Франции чужой?
Неужели от родного стана
Отлепилась ты душой?

Как живется, Анна Ярославна,
В теплых странах?...
              А у нас - зима.
В Киеве у нас настолько славно,
Храмы убраны и терема!

Там у вас загадочные дуют
Ветры
     с моря-океана вдоль земли.
И за что там герцоги воюют?
И о чем пекутся короли?

Каково тебе в продутых залах,
Где хозяин редок, словно гость,
Где собаки у младенцев малых
Отбирают турью кость?

Там мечи, и панцири, и шкуры:
Войны и охоты - все одно.
Там под вечер хлещут трубадуры
Авиньонское вино...

Ты полночи мечешься в постели,
Просыпаясь со слезой...
Хорошо ли быть на самом деле
Королевой Франции чужой?

Храмы там суровы и стрельчаты,
В них святые - каменная рать.
Своевольны лысые прелаты.
А до бога не достать!

Хорошо почувствовать на ощупь,
Как тепла медовая свеча!..
Девушки в Днепре белье полощат
И кричат по-русски,
                  хохоча.

Здесь, за тыщей рек, лесов, распутиц,
Хорошо, просторно на дворе...
Девушки, как стаи белых утиц,
Скатерти полощут во Днепре.

Давид Самойлов

Осень в сердце. Там бушует листопад…
Там упало небо на нагие ветки.
В октябре, как много лет назад,
Отпускаю грусть из сердца клетки.

Осень в сердце, как нежданный гость,
Поселилась может быть бессрочно.
Небо вдруг на землю пролилось
Струями из ниточек непрочных.

С небом, нить, меня соедини.
Весть хорошую принёс мне хвост сорочий:
Напоят меня тоскою дни,
Напоят меня надеждой ночи.

Осень в сердце буду я носить,
Как бесценный дар, мне данный свыше.
Будет дождь устало моросить…
Будет ветер громыхать по крыше…

Ю.Максименко

***

До свиданья, мой непридуманный,
Был ты правдою или сном?
Хлопья снега, как белые турманы,
Кувыркаются за окном.
Что-то вздрагивает, потрескивает,
А в июне уже темно.
Я пишу тебе очень женское,
Очень ласковое письмо.
Я пишу - ни на что не сетую,
Ни о чем уже не грущу,
Я пишу его - как беседую,
Вслух мечтаю и вслух молчу.
Пусть смешная и неумелая,
Пусть неловкая - всё равно!
Бьются, бьются голуби белые,
Разбиваются об окно?
Бьются голуби. Как распутица
Вихри белого их огня.
А метель всё крутится, крутится
И несёт, уносит меня!
Очень скоро поезд расстанется
С этим зимним пасмурным днём.
Я прошу тебя, пусть останется
Что-нибудь на память о нём!
Чтоб хоть строчка - горькая, дымная,
Словно искорка от костра,
Проросла, как семечко дынное,
На побеги так же щедра.
До свиданья, мой непридуманный!
Всё. На стёклах инеем став,
Замерзают белые турманы,
Крылья лёгкие распластав..

Римма Казакова

А.Тарковский

Отнятая у меня, ночами
Плакавшая обо мне, в нестрогом
Черном платье, с детскими плечами,
Лучший дар, не возвращенный Богом,

Заклинаю прошлым, настоящим,
Крепче спи, не всхлипывай спросонок,
Не следи за мной зрачком косящим,
Ангел, олененок, соколенок.

Из камней Шумера, из пустыни
Аравийской, из какого круга
Памяти - в сиянии гордыни
Горло мне захлестываешь туго?

Я не знаю, где твоя держава,
И не знаю, как сложить заклятье,
Чтобы снова потерять мне право
На твое дыханье, руки, платье.

Марина Цветаева
31 декабря 1917 года

***
Кавалер де Гриэ! Напрасно
Вы мечтаете о прекрасной,
Самовластной, в себе не властной.
Сладострастной своей Manon.

Вереницею вольной, томной
Мы выходим из ваших комнат.
Дольше вечера нас не помнят.
Покоритесь. - Таков закон.

Мы приходим из ночи вьюжной,
Нам от вас ничего не нужно,
Кроме ужина - и жемчужин,
Да, быть может, еще - души.

Долг и честь. Кавалер, - условность.
Дай вам бог - целый полк любовниц,
Изъявляя при сем готовность...
Страстно любящая вас
                                        - М.

Небо осенью выше...
(из поэмы "Одесская хроника (сентябрь 1941 г.)")

Небо осенью выше,
                печальней
                           светлее.
Лес - красивей,
              особенно ясностью
                               просек.
Так я вижу его
              и ничуть не жалею,
что приходит пора,
                  уносящая росы,
что кружится листва,
                    что последняя стая
журавлей
отлетает, тревогой объята.
В этот час,
           в сыроватой земле прорастая,
начинают свой путь молодые опята.
И не жаль
         журавлиных протяжных известий.
Если осень,
           пусть осень.
                       Но только б не рано.
Пусть, как в жизни людей,
                         необычно, не вместе
оголяются ветви берез и каштанов.
Но бывает...
            орешник зеленый-зеленый,
а негнущийся дуб -
                  облетевший и черный...
Что мне гнущихся прутьев
                        земные поклоны?
Мне б дубы да дубы
                  в вышине непокорной,
мне б сурового кедра янтарные соки,
вот того,
         с побуревшим стволом в два обхвата.
Осень!
      Час листопада под небом высоким.
Осень!
      Первое острое чувство утраты.
Дай мне, сердце, бескрайний полет
                                 голубиный,
собери все опавшие листья у веток.
Облетают рябины, облетают рябины...
А к чему мне рябины?
Я не про это...

Григорий Поженян

Опять сентябрь, как тьму времен назад,
и к вечеру мужает юный холод.
Я в таинствах подозреваю сад:
все кажется - там кто-то есть и ходит.

Мне не страшней, а только веселей,
что призраком населена округа.
Я в доброте моих осенних дней
ничьи шаги приму за поступь друга.

Мне некого спросить: а не пора ль
списать в тетрадь - с последнею росою
траву и воздух, в зримую спираль
закрученный неистовой осою.

И вот еще: вниманье чьих очей,
воспринятое некогда луною,
проделало обратный путь лучей
и на земле увиделось со мною?

Любой, чье зренье вобрала луна,
свободен с обожаньем иль укором
иных людей, иные времена
оглядывать своим посмертным взором.

Не потому ль в сиянье и красе
так мучат нас ее пустые камни?
О, знаю я, кто пристальней, чем все,
ее посеребрил двумя зрачками!

Так я сижу, подслушиваю сад,
для вечности в окне оставив щелку.
И Пушкина неотвратимый взгляд
ночь напролет мне припекает щеку.

Белла Ахмадулина