Но не помешал ли я вам? Вы что-то делали тут на полу? Вы делили деньги? Продолжайте, продолжайте, я посмотрю.
-- Я хотел честно, -- сказал Балаганов, собирая деньги с кровати, -- по справедливости. Всем поровну -- по две с половиной тысячи.
И, разложив деньги на четыре кучки, он скромно отошел в сторону, сказавши:
-- Вам, мне, ему и Козлевичу.
-- Очень хорошо, -- заметил Остап. - А теперь пусть разделит Паниковский, у него, как видно, имеется особое мнение.
Оставшийся при особом мнении Паниковский принялся за дело с большим азартом. Наклонившись над кроватью, он шевелил толстыми губами, слюнил пальцы и без конца переносил бумажки с места на место, будто раскладывал большой королевский пасьянс.
После всех ухищрений на одеяле образовались три стопки:
одна-большая, из чистых, новеньких бумажек, вторая-такая же, но из бумажек погрязнее, и третья -- маленькая и совсем грязная.
-- Нам с вами по четыре тысячи, -- сказал он Бендеру, -- а Балаганову две. Он и на две не наработал.
-- А Козлевичу? - спросил Балаганов, в гневе закрывая глаза.
-- За что же Козлевичу? -- завизжал Паниковский, -- Это грабеж! Кто такой Козлевич, чтобы с ним делиться? Я не знаю никакого Козлевича.
-- Все? -- спросил великий комбинатор.
-- Все, - ответил Паниковский, не отводя глаз от пачки с чистыми бумажками. -- Какой может быть в этот момент Козлевич?
Ильф, Петров, "Золотой теленок"