—На работе, если повезет, продержусь дней десять. А потом уж непременно так получается — катись на все четыре стороны! Теперь во всей Америке меня ни в один балаган не наймут, лучше и не соваться.

— Что ж так?

Вместо ответа он медленно расстегнул тугой воротник. Крепко зажмурясь, мешкотно и неуклюже расстегнул рубашку сверху донизу. Сунул руку за пазуху, осторожно ощупал себя.

— Чудно,— сказал он, всё ещё не открывая глаз. — На ощупь ничего не заметно, но они тут. Я все надеюсь — вдруг в один прекрасный день погляжу, а они пропали! В самое пекло ходишь целый день по солнцу, весь изжаришься, думаешь: может, их потом смоет или кожа облупятся и всё сойдёт, а вечером глядишь — они тут как тут. — Он чуть повернул ко мне голову и распахнул рубаху на груди. — Тут они?

Не сразу мне удалось перевести дух.

— Да, — сказал я, — они тут.

Картинки.

— И ещё я почему застегиваю ворот — из-за ребятни, — сказал он, открывая глаза. — Детишки гоняются за мной по пятам. Всем охота поглядеть, как я разрисован, а ведь всем неприятно.

Он снял рубашку и свернул ее в комок. Он был весь в картинках, от синего кольца, вытатуированного вокруг шеи, и до самого пояса.

— И дальше то же самое, — сказал он, угадав мою мысль. — Я весь как есть в картинках.

Рэй Брэдбери, "Человек в картинках".

Четвертый год подряд 
война - твой дом, солдат. 
Но хватит, отшумела непогода... 
Есть дом другой - 
там ждут и там не спят 
четыре года, четыре года. 

Здесь словно годы, дни, 
а там в окне - огни 
горят, не позабытые в походах. 
Когда б вам знать, 
как мне нужны они 
четыре года, четыре года. 

Когда кругом темно, 
светлей твое окно. 
Пора, пора, усталая пехота... 
Есть много слов, 
но я храню одно 
четыре года, четыре года.

Б.Ш.Окуджава.

— То есть что будет стоить?
— Да.
— Да три полсотни с лишком надо будет приложить, — сказал Петрович и сжал при этом значительно губы. Он очень любил сильные эффекты, любил вдруг как-нибудь озадачить совершенно и потом поглядеть искоса, какую озадаченный сделает рожу после таких слов.
— Полтораста рублей за шинель! — вскрикнул бедный Акакий Акакиевич, вскрикнул, может быть, в первый раз от роду, ибо отличался всегда тихостью голоса.
— Да-с, — сказал Петрович, — да еще какова шинель. Если положить на воротник куницу да пустить капишон на шелковой подкладке, так и в двести войдет.
— Петрович, пожалуйста, — говорил Акакий Акакиевич умоляющим голосом, не слыша и не стараясь слышать сказанных Петровичем слов и всех его эффектов, как-нибудь поправь, чтобы хоть сколько-нибудь еще послужила.

Гоголь, "Шинель".

Скажите, кто из вас согласен
Скакать за дочерью моей?
Чей подвиг будет не напрасен,
Тому — терзайся, плачь, злодей!
Не мог сберечь жены своей! —
Тому я дам ее в супруги
С полцарством прадедов моих.
Кто ж вызовется, дети, други?..»
«Я!» — молвил горестный жених.
«Я! я!» — воскликнули с Рогдаем
Фарлаф и радостный Ратмир:
«Сейчас коней своих седлаем;
Мы рады весь изъездить мир.
Отец наш, не продлим разлуки;
Не бойся: едем за княжной».
И с благодарностью немой
В слезах к ним простирает руки
Старик, измученный тоской.

"Руслан и Людмила"

Моё отношение к Достоевскому сложилось давно, измениться не может, но в данном случае я решительно высказываюсь за издание «Академией» романа «Бесы», а также однозвучных с ним романов: Писемского «Взбаламученное море», Лескова «Некуда», Крестовского «Марево», т. е. контрреволюционных романов. Делаю это потому, что я против превращения легальной литературы в нелегальную, которая продаётся «из-под полы», соблазняет молодёжь своей «запретностью» и заставляет её ожидать «неизъяснимых наслаждений» от этой литературы

Горький в "Правде".
В мои семидесятые годы "Бесы" были сравнительно доступны, может, ввиду тяжеловесности текста, а вот всего прочего, кажется, не было.

В а с и л ь к о в  (глядя на часы). Согласны вы на мое предложение или нет? Только помните, что прежде всего вы будете экономкой и довольно долго.
Л и д и я. Пожалейте меня, пожалейте мою гордость! Я дама, дама с головы до ног. Сделайте мне какую-нибудь уступку.
В а с и л ь к о в. Никакой! Мне ли жалеть вашу гордость, когда вы не жалели моей  простоты,  моей  доброты  сердечной!  Я и теперь предлагаю вам звание экономки, любя вас.
Л и д и я. Ну, хоть слово измените, оно жестоко для моего нежного уха.
В а с и л ь к о в. Нет, это слово хорошее.
Л и д и я. Я должна подумать.
В а с и л ь к о в. Думайте.
Т е л я т е в. Ах, кабы меня кто взял в экономки!

А.Н.Островский, "Бешеные деньги".

Чиполлино был сыном Чиполлоне. И было у него семь братьев: Чиполлетто, Чиполлотто, Чиполлочча, Чиполлучча и так далее — самые подходящие имена для честной луковой семьи. Люди они были хорошие, надо прямо сказать, да только не везло им в жизни.

Что ж поделаешь: где лук, там и слёзы.

Джанни Родари, как раньше говорили - писатель-коммунист. "Приключения Чиполлино"

А между прочим, все правильно. Вот вам Афанасьев: то есть, его запись русской народной сказки.

В некотором царстве, в некотором государстве жил-был старик со старухой. У них было три сына, третьего звали Иван-дурак. Первые двое женатые, а Иван-дурак холостой; два брата занимались делом, управляли домом, пахали и сеяли, третий же ничего не делал.

За морем синица богато жила,
Солоду купила, хмелю займовала,
Пива наварила, всех гостей собрала.
Сычушко да Совушка незваные пришли.
Села ужо Совушка повыше всех –
На печной столб, на полатной брус.

Вариант старинной народной песни; есть мнение, что именно её имел в виду Пушкин в своём "спой мне песню, как синица тихо за морем жила".