- Господин унтерштурмфюрер, я был бы счастлив, если бы вы меня опровергли, напомнив хотя бы несколько строк из нашего великого поэта.
      Рейс на мгновение растерялся, но тут же весело и добродушно заявил:
      - "Хорст Вессель", пожалуйста.
      - Ай, как несовершенно ваше образование! - снисходительно пожурил его Клейн. Он остановил взгляд на Вайсе и, желая, очевидно, более энергично высмеять абверовского ефрейтора, спросил: - Ну, а вы, юноша? Вы, очевидно, тоже предложите спеть "Хорст Вессель"? Это проще. К чему тревожить старика Гете?
      Иоганн пожал плечами и ответил с достоинством:
      - Если позволите... - и продекламировал:
      Лишь тот достоин жизни и свободы, Кто каждый день за них идет на бой!
      - Браво, - вяло сказал Клейн. - Браво. - И, будто аплодируя, сложил перед собой ладони.
      Флинк хмуро заметил:
      - Адмирал Канарис подбирает себе кадры: как римский папа: по принципу учености и изворотливости.

Вадим Кожевников "Щит и Меч"

Отредактировано А.Ч. (29.12.2015 13:53:54)

Прекрасная и необычайно яркая звезда упала с неба. Она покатилась по небосводу между других звёзд, и, когда изумленные Лесорубы проводили её взглядом, им показалось, что она упала за старыми ветлами возле небольшой овчарни, неподалёку от того места, где они стояли.
– Слушай! Да ведь это же кусок золота, надо его разыскать! – разом закричали оба и тут же припустились бежать – такая жажда золота их обуяла.

Оскар Уайльд "Мальчик-звезда"

В пустыне, чахлой и скупой,
На почве, зноем раскаленной,
Лев, проходя на водопой,
Съел по ошибке почтальона.
И что же? Он теперь грустит,
Грустит, несчастный, и скучает:
Хотя он очень, очень сыт,
Но писем он не получает.

Григорий Кружков

Старик почтальон ругал себя за то, что потерял столько времени из-за двух ребячьих писем.
А между тем письма эти заключали в себе объяснение всего, что казалось в школе таким загадочным дяде Посту.

"Дети горчичного рая", конечно. Причем первое издание 1951-го года.

    А в больницу меня привезли с брюшным тифом. Домашние думали этим облегчить мои неимоверные страдания.
    Но только этим они не достигли цели, поскольку мне попалась какая-то особенная больница, где мне не всё понравилось.
    Всё-таки только больного привезли, записывают его в книгу, и вдруг он читает на стене плакат: «Выдача трупов от 3-х до 4-х».
    Не знаю, как другие больные, но я прямо закачался на ногах, когда прочёл это воззвание. Главное, у меня высокая температура, и вообще жизнь, может быть, еле теплится в моём организме, может быть, она на волоске висит — и вдруг приходится читать такие слова.
    Я сказал мужчине, который меня записывал:
    — Что вы,— говорю,— товарищ фельдшер, такие пошлые надписи вывешиваете? Всё-таки,— говорю,— больным не доставляет интереса это читать.
    Фельдшер, или, как там его,— лекпом, удивился, что я ему так сказал, и говорит:
    — Глядите: больной, и еле он ходит, и чуть у него пар изо рту не идёт от жара, а тоже,— говорит,— наводит на всё самокритику. Если,— говорит,— вы поправитесь, что вряд ли, тогда и критикуйте, а не то мы действительно от трёх до четырёх выдадим вас в виде того, что тут написано, вот тогда будете знать.

Михаил Зощенко, "История болезни"

- Было у них три сына, двое умных, а третий дурак.

Зачин многих русских сказок. Понятно, что Иван-дурак он не просто так, а архетип русского человека. Его можно видеть во многих книгах и до сего времени, Россия ведь никуда не делась. Незнайку помните?

Ох, вот и я скажу слова, которые ну очень нравятся!  Тоже не знаю где я их услышала.

Люди выучили умные слова и стало сложнее распознать идиота.

Поздно ночью мы вдвоем грезим и поем,
Только каждый, только каждый о своем.
Отчего так быстро ночь улетает прочь?
Ты не хочешь мне помочь,
Ну, а я не спал всю ночь,
Всю ночь, всю ночь.

У влюбленного мечты нежны и чисты.
Как похожи, как похожи я и ты!
Если близится весна, людям не до сна
И в кого-то влюблена,
И в кого-то влюблена
Луна, луна.

Дайте бедному шуту звездочку вон ту,
А не то я в полном мраке пропаду.
Отчего сильна любовь и волнует кровь,
Отчего я вспомнил вновь
Про старую любовь?
Любовь, любовь.

П.Антокольский, слова песни шута из очень старого спектакля "Двенадцатая ночь"

По улице моей который год
звучат шаги — мои друзья уходят.
Друзей моих медлительный уход
той темноте за окнами угоден.

Запущены моих друзей дела,
нет в их домах ни музыки, ни пенья,
и лишь, как прежде, девочки Дега
голубенькие оправляют перья.

Ну что ж, ну что ж, да не разбудит страх
вас, беззащитных, среди этой ночи.
К предательству таинственная страсть,
друзья мои, туманит ваши очи.

О одиночество, как твой характер крут!
Посверкивая циркулем железным,
как холодно ты замыкаешь круг,
не внемля увереньям бесполезным.

Так призови меня и награди!
Твой баловень, обласканный тобою,
утешусь, прислонясь к твоей груди,
умоюсь твоей стужей голубою.

Дай стать на цыпочки в твоем лесу,
на том конце замедленного жеста
найти листву, и поднести к лицу,
и ощутить сиротство, как блаженство.

Даруй мне тишь твоих библиотек,
твоих концертов строгие мотивы,
и — мудрая — я позабуду тех,
кто умерли или доселе живы.

И я познаю мудрость и печаль,
свой тайный смысл доверят мне предметы.
Природа, прислонясь к моим плечам,
объявит свои детские секреты.

И вот тогда — из слез, из темноты,
из бедного невежества былого
друзей моих прекрасные черты
появятся и растворятся снова.

Белла Ахмалулина