Простите,   хозяйка,   но   я  вне  себя!  Его  окаянное  превосходительство Министр-администратор  не  дал   нам   сегодня  пудры,   духов  келькфлер  и глицеринового мыла, смягчающего  кожу и предохраняющего от  обветривания.  Я убеждена, что он продал все это туземцам.  Поверите ли, когда мы выезжали из столицы,  у него была всего только жалкая картонка из - под шляпы, в которой лежал  бутерброд  и  его  жалкие кальсоны.  (Министру.) Не вздрагивайте, мой дорогой, то ли мы видели в дороге!  Повторяю: кальсоны.  А  теперь у наглеца тридцать три ларца и двадцать два чемодана, не считая того,  что он отправил домой с оказией.

Евгений Шварц, "Обыкновенное чудо"

   — Мне правда хотелось бы просветиться насчет гаданья на картах, — сказал я. — Ведь я тут полный профан. Мне казалось всегда, что этим занимаются цыганки. Вы разве цыганка, Марджи? У меня не было ни одной знакомой цыганки.
   Мэри сказала:
   — Девичья фамилия у нее русская, она с Аляски.
   Вот откуда эти широкие скулы.
   Марджи сказала:
   — У меня есть преступная тайна, которую я от вас скрыла, Мэри, — о том, как я попала на Аляску.
   — Аляска раньше принадлежала русским, — сказал я. — Мы ее купили у России.
   — Да, но известно ли вам, что это было место ссылки, как Сибирь, только для более опасных преступников?
   — Для каких же?
   — Самых опасных. Мою прабабку сослали туда по суду за колдовство.
   — А что она делала?
   — Наклика́ла бурю.
   Я засмеялся.
   — Так это у вас наследственная способность.
   — Наклика́ть бурю?
   — Нет, предсказывать судьбу — пожалуй, это одно и то же.
   Мэри сказала:
   — Вы шутите. Это неправда.
   — Я, может быть, и шучу, Мэри, но это чистая правда. Колдовство считалось самым тяжким преступлением, хуже убийства. У меня сохранились прабабкины бумаги — только там, конечно, все по-русски.
   — А вы знаете русский язык?
   — Знала, но почти все забыла.

Джон Стейнбек, "Зима тревоги нашей"

   Затем, вопросительно взглянув на нас, он обратился ко мне.
   Я отвечал по-французски, что я не понимаю их языка, но он, в свою очередь, не понял меня; положение становилось затруднительным.
   — Пусть господин все-таки расскажет им нашу историю, — обратился ко. мне Консель. — Быть может, эти господа кое-что и поймут.
   Я стал рассказывать о наших похождениях, не пропуская ни одной подробности и стараясь отчетливее произносить слова. Я произнес наши имена, звания и представил профессора Аронакса, его слугу Конселя и гарпунщика Неда Ленда.
   Человек с приветливыми и спокойными глазами слушал меня внимательно, даже вежливо. Но ничто в его лице не указывало, что он понял мою историю. Когда я окончил рассказ, он не произнес ни одного слова.
   В ресурсе оставался английский язык. Быть может, он понимает этот язык, который считается всемирным. Я знал этот язык не хуже немецкого, мог на нем свободно читать, но не мог правильно говорить. А здесь главным образом надо было быть понятым.
   — Теперь ваша очередь, — обратился я к гарпунщику. — Вам приходится, Ленд, выбирать из вашего мешка все лучшие английские выражения, какими когда-либо пользовался англосакс; постарайтесь быть счастливее меня.
   Нед не заставил себя упрашивать и повторил мой рассказ, который я едва понял. Канадец по своему темпераменту внес в рассказ много оживления. Он горячо жаловался на то, что его подвергли заключению вопреки международному праву, спрашивал, в силу какого закона так с ним поступили, ссылаясь на Habeas Corpus, угрожал преследовать тех, которые самовольно его арестовали, сильно жестикулировал, кричал и, наконец, весьма выразительным жестом пояснил, что мы умираем с голоду.
   Это была правда, но мы почти забыли об этом.
   К величайшему своему изумлению, гарпунщик, по-видимому, оказался так же не понятым, как и я. Наши посетители не повели и бровью. Очевидно, они не понимали языка ни Араго, ни Фарадея.
   После того как мы израсходовали последний наш филологический ресурс, мы очутились в еще более затруднительном положении. Я не знал уже, что нам делать, когда Консель сказал мне:
   — Если господин меня уполномочит, я расскажу нашу историю по-немецки.
   — Как, ты говоришь по-немецки?! — воскликнул я.
   — Как настоящий фламандец, если вам желательно.
   — И очень желательно. Рассказывай!
   И Консель в третий раз спокойным голосом рассказал различные перипетии нашей истории. Но, несмотря на элегантные обороты и прекрасный акцент рассказчика, и немецкий язык не имел ни малейшего успеха. Наконец, ввиду крайности, я старался припомнить все мои гимназические познания и решился еще раз повторить свой рассказ — по-латыни. Цицерон, наверное, заткнул бы свои уши и отослал бы меня на кухню. Тем не менее я привел свое решение в исполнение. Тот же отрицательный результат.
   Это была последняя попытка; оба незнакомца, обменявшись несколькими словами на своем непонятном нам языке, удалились, даже не сделав прощального жеста, как это практикуется во всех частях света. Дверь затворилась.

Жюль Верн, "Двадцать тысяч лье под водой"

Отредактировано Vladimir_S (05.01.2016 11:19:20)

Ох, Тиль, Тиль, Тиль,
Не успеешь помолиться!

Песенка из спектакля Ленкома,.который я когда-то смотрел раскрыв рот. Некоторые заповедники "свобод" в СССР конечно, были, в том числе и в театрах.
Сегодня-то раскрывать рот не на что...

     Как  только  писцы  ушли, г-жа Кокнар  встала и  вынула из буфета кусок сыра,  варенье  из  айвы  и  миндальный  пирог  с  медом, приготовленный  ею собственноручно.
     Увидев столько яств,  мэтр Кокнар нахмурился;  увидев эти яства, Портос закусил губу, поняв, что остался без обеда.
     Он посмотрел, стоит ли  еще на столе блюдо с бобами,  но блюдо с бобами исчезло.
     — Да  это  и  в самом деле пир! — вскричал  мэтр Кокнар, ерзая на своем кресле. — Настоящий пир, epuloe epularum. Лукулл обедает у Лукулла.
     Портос взглянул на стоявшую возле него бутылку, надеясь, что как-нибудь пообедает вином, хлебом и сыром, но вина не оказалось — бутылка была  пуста. Г-н и г-жа Кокнар сделали вид, что не замечают этого.

А.Дюма, "Три мушкетера"

-- Эта бутылка мне очень нравится,
вот что. Вот это я и говорю. Как досталась она мне за два сантима, я и сам в
толк не возьму. Но только будь спокоен, тебе ее за один сантим не получить.
     -- Ты что, не хочешь ее продавать? -- пролепетал Кэаве.
     --  Нет, сэр! -- воскликнул  боцман. -- Но глотком  рома я тебя,  так и
быть, попотчую.
     -- Но говорю же тебе:  тот, кто  будет владеть этой бутылкой, попадет в
ад.
     -- А я так и так туда попаду, -- возразил моряк. -- А для путешествия в
пекло лучшего спутника, чем  эта бутылка,  я еще  не встречал.

Стивенсон, "Сатанинская бутылка".

   О религиозных и политических взглядах этой дамы существуют различные мнения.
   Вот что говорит по этому поводу англиканский пастор:
   — Это ревностная христианка, сэр, но из тех, что не выставляют свою набожность напоказ. Она — оплот нашей церкви.
...

   Молодой аббат с бледным аристократическим лицом, глубокими горящими глазами, каких не увидишь у людей нашего поколения, говорит некой графине:
   — Я возлагаю большие надежды на нашего дорогого друга. Ей нелегко освободиться от пут, свойственных ее возрасту: все мы рабы своих чувств. Но ее сердце стремится в лоно католической церкви, как ребенок, выросший среди чужих, спустя много лет тянется к вскормившей его груди.
...

   Сэр Гарри Беннет, известный теософ, пишет о ней одному из своих друзей:
   «Она исключительно одаренная женщина. Самостоятельная, волевая натура. Жаждет познать истину. Полет мысли и доводы рассудка ей не чужды, разум ей дороже всего.
...

   Полковник Максим всегда говорит о ней, как о светлой опоре государства.
   — Враг среди нас, — говорит бодрый старый служака. — Да, да! И все верные патриоты должны объединиться для защиты отечества! Честь и слава таким благородным леди, как миссис Клифтон Кортни, которые, преодолев свою врожденную скромность, смело вдут вперед и в наше критическое время вступают в борьбу со смутами и беззакониями, творящимися в стране!
...

   А Джоселин сказал следующее:
   — Я знаю, что она слабая женщина, но не обвиняю, а жалею ее. Когда придет время, — а оно придет рано или поздно, — и женщина перестанет быть марионеткой, танцующей по прихоти безмозглого мужчины, когда общество не будет мстить женщине за то, что она осмеливается поступать по велениям совести и не покоряется во всем воле мужа, отца или брата, — только тогда можно будет составить о ней справедливое мнение.
...

   Но в одном вопросе разногласий между друзьями миссис Кортни не было. Все соглашались, что она очаровательная женщина.

Дж.К.Джером, "Очаровательная женщина"

Снова заколебалась зеленая ряска, появилась черепаха, держа во рту маленький золотой ключик.
Она положила его на лист у ног Буратино.
- Безмозглый, доверчивый дурачок с коротенькими мыслями, - сказала Тортила, - не горюй, что лиса и кот украли у тебя золотые монеты. Я даю тебе этот ключик. Его обронил на дно пруда человек с бородой такой длины, что он ее засовывал в карман, чтобы она не мешала ему ходить. Ах, как он просил, чтобы я отыскала на дне этот ключик!..
Тортила вздохнула, помолчала и опять вздохнула так, что из воды пошли пузыри...
- Но я не помогла ему, я тогда была очень сердита на людей за мою бабушку и моего дедушку, из которых наделали черепаховых гребенок. Бородатый человек много рассказывал про этот ключик, но я все забыла. Помню только, что нужно отворить им какую-то дверь и это принесет счастье...

Алексей Толстой. "Золотой ключик, или приключения Буратино"

Похоже, авторские права на эту всем известную детскую книгу принадлежат не Буратино и даже не Алексею Толстому. А Литресу. 

- Ягуарц!.... Огурэй!.... Огурец же, елки-палки!

из к\ф "Старая-старая сказка" (близко к тексту)