— Да, я сын Любезного первого и Бабы. Имя мое по родословной Мужик первый. Я Мужик первый по родословной, я Холстомер по-уличному, прозванный так толпою за длинный и размашистый ход, равного которому не было в России. По происхождению нет в мире лошади выше меня по крови. Я никогда бы не сказал вам этого. К чему? Вы бы никогда не узнали меня. Как не узнавала меня Вязопуриха, бывшая со мной вместе в Хреновом и теперь только признавшая меня. Вы бы и теперь не поверили мне, ежели бы не было свидетельства этой Вязопурихи. Я бы никогда не сказал вам этого. Мне не нужно лошадиное сожаление. Но вы хотели этого. Да, я тот Холстомер, которого отыскивают и не находят охотники, тот Холстомер, которого знал сам граф и сбыл с завода за то, что я обежал его любимца Лебедя.

Лев Толстой. "Холстомер".

А в другой раз она выступила с художественным чтением. Я никак не мог решить, серьезное или юмористическое произведение намеревалась она читать: в ее исполнении оно было наделено всеми недостатками обоих жанров и звучало прескверно. Речь там идет главным образом об ангеле и ребенке, но в середине рассказа вдруг появляется собака, после чего уже невозможно понять, от чьего лица ведется рассказ; иногда кажется, что говорит ангел, а потом начинаешь думать, что это больше похоже на собаку. Легче всего было следить за ребенком: он все время гнусавил.

Дж.К.Джером, "Если бы у нас сохранились хвосты!"

– Да, сэр, моя девичья фамилия – Сэлден, и он – мой младший брат. Знаете, когда он был маленький, мы его постоянно баловали, и когда подрос, ничего ему не запрещали. Поэтому он и стал думать, что весь мир создан для него и он может творить все, что ему хочется. Потом мой брат связался с дурной компанией, и в него словно демон вселился! Он разбил сердце матери и втоптал наше имя в грязь. От преступления к преступлению он опускался все ниже и ниже и только благодаря милости Господа сумел избежать виселицы. Но для меня, сэр, он всегда оставался кудрявым мальчиком, которого я воспитывала, с которым играла, как любая старшая сестра с младшим братом.

А.Конан Дойл, "Собака Баскервилей"

— Как поохотился, брат-зверолов?
— Братец, бесславен и долог был лов.
— Где же добыча могучих когтей?
— Братец, скрывается в чаще своей.
— Где ж твоя сила и гордая власть?
— Немощна, братец, беззубая пасть.
— Время ли, время ль теперь отдыхать?
— Братец, в берлогу иду умирать…

Р.Киплинг

некогда думать, некогда,
в офисы — вагонетки,
есть только брутто, нетто —
быть человеком некогда!

Вот мой приятель-лирик:
к нему забежала горничная...
Утром вздохнула горестно, —
мол, так и не поговорили!

Детка, об чем претензии?
Провинциалочка некая!
Сказки хотелось, песни?
Некогда, милая, некогда!

А.Вознесенский, "Оза"

     Было далеко за  полночь,  когда  Треггис  закрыл  книгу.  Сколько  же необычной информации заключалось в ней! Из  головы  Треггиса  не  выходила одна фраза:
     "Единственная пища грифонов - юные девственницы".
     Она   почему-то   беспокоила   Треггиса.   В   этом   была   какая-то несправедливость...

...

     "Единственная пища... Да,  да,  да,  -  торопливо  бормотал  Треггис, прохаживаясь по своей узкой комнате. - Ерунда, конечно, мистификация,  но, может быть, попробовать? Ради шутки!"
     И он глухо рассмеялся.

...

     Треггис двинулся вперед, стараясь сохранять  самообладание,  несмотря на дрожь в коленях и противное ощущение в желудке. И вдруг увидел грифона.
     В то же мгновение грифон заметил его.
     Вначале  неторопливо,  затем  все  быстрее  грифон   начал   к   нему приближаться. Раскрылись огромные орлиные крылья,  обнажились  когти  -  и грифон плавно ринулся вперед.
     Треггис инстинктивно рванулся  в  сторону.  Огромный,  отливающий  на солнце золотом грифон обрушился на него.
     Треггис в отчаянии закричал:
     - Нет, нет! Единственная пища грифонов - юные...
     И издал вопль, сообразив, что очутился в когтях грифона.

Р.Шекли, "Регулярность кормления"

Но потом не вернулся Томас, большой, грузный Томас, который носил ботинки сорок пятого размера, обожал розыгрыши и воспитывал пуделей — самых умных в мире, конечно. Даже в карманах его комбинезона можно было найти шкурку от колбасы и кусочки сахара, а Шеф подозревал, что порой он тайком проносит в ракету пуделя, хотя Томас божился, что ничего такого ему и в голову не приходило.

Станислав Лем, "Патруль"

А вот конец — хоть не трагичный, но досадный:
Какой-то грек нашел Кассандрину обитель
И начал пользоваться ей не как Кассандрой,
А как  простой и ненасытный победитель...

Он же, "Песнь о вещей Кассандре"