Незнакомец затряс головой, словно  приходя  в себя  после  удара.  Чуть пошатываясь, он поднялся на ноги.
     — Что случилось? — спросил он. — Что сталось с городом?
     — С каким городом? — удивленно спросил я.
     — С Рейкьявиком! — простонал незнакомец. — Где он?
     — В пяти километрах к югу, откуда ты  пришел, если только ты не имеешь в виду фьорд, — ответил я.
     — Нет! Там осталась лишь отмель с несколькими жалкими лачугами да...
     — Берегись,  если Ялмар Широконосый услышит, как ты отзываешься о его усадьбе, — предупредил я.
     — Но там был город! — вскричал он. Взгляд его снова стал безумным. — Я переходил улицу, когда  раздался взрыв, все стало рушиться, я  очутился на берегу, а город исчез!

Пол Андерсон, "Человек, который пришел слишком рано"

Он надел серебряный шлем и обернулся, чтобы взять плащ, небрежно брошенный на кресло. Украшенные жемчугом ножны при этом звонко стукнулись обо что-то, он обернулся и увидел, что шкатулка, открытая, лежит на полу. Он стоял и смотрел на нее в оцепенении холодным, отсутствующим взглядом, а из шкатулки меж тем, подобно облачку дыма, поднималась темная мгла. Принц наклонился, поднял открытую шкатулку, и Тьма потекла между его пальцами.
   Грифон, жалобно свистя, попятился назад.
   Высокий, светловолосый, в белых доспехах и серебряном шлеме, стоял принц Рикард посреди сверкающей светом комнаты и, держа в руках открытую шкатулку, смотрел, как оттуда капля за каплей медленно сочится густой полумрак. Теперь все вокруг него было погружено в сумерки. Сначала он стоял неподвижно. Потом медленно поднял шкатулку и перевернул ее донышком вверх точно над своей головой.
   Тьма потекла по его лицу. Он огляделся: теперь стихла не только та далекая музыка, но и все вокруг было наполнено странной тишиной. Горели свечи, огоньки их отражались в золотых украшениях и разноцветных камнях, вделанных в стены; радужные зайчики прыгали по полу и потолку. Но в углах комнаты была густая Тьма, Тьма притаилась за каждым креслом, а когда Рикард повернул голову, то по стене метнулась его тень. Он выронил шкатулку и быстро подошел к одному из темных углов – там ярко блестели чьи-то красные огромные глаза… Ну конечно, это грифон! Принц протянул к своему любимцу руку и нежно заговорил с ним. Грифон не пошевелился, но издал странный металлический клекот.

Урсула Ле Гуин, "Шкатулка, в которой была тьма"

Отец Кабани сплюнул на стол и пошаркал ногой под лавкой, растирая. Затем вдруг спросил:
   — Какой нынче день?
   — Канун Каты Праведного, — сказал Румата.
   — А почему нет солнца?
   — Потому что ночь.
   — Опять ночь... — с тоской сказал отец Кабани и упал лицом в объедки.

АБС, "Трудно быть богом"

Карандаш и бумага полетели прямо в лицо Гомеса, который выглядел совершенно потерянным. Роза едва сдерживала слезы.
   Гомес взял бумагу и карандаш и молча сел за письменный стол. Я взял Розу за руку. Бедняжка, она дрожала как осиновый лист.
   — Не бойся, — сказал я. — Они ничего ему не сделают. Не имеют права.
   Хулио начал писать. Затем глаза его стали совсем круглыми, он схватился за голову.
   — Dios mio! — воскликнул он. — Esta perdido! jOlvidato!
   Что значит; «Бог мой, я потерял это! Забыл!» Адмирал побелел так, что бледность проступила сквозь густой загар.
   — Спокойно, дружок! — голос его звучал успокаивающе. — Я не хотел пугать тебя. Отдохни немного и подумай снова. Ты не мог забыть это, с твоей-то памятью! Начни с чего-нибудь легкого. Ну, скажем, с простого биквадратного уравнения.
   Гомес все смотрел на него. После долгого молчания он с трудом произнес:
   — No puedo. He могу. И это забыл. Я ни разу не вспомнил физику и математику с тех пор, как...
   Он посмотрел на Розу и слегка покраснел. Роза не отрывала глаз от носков своих туфелек.
   — Что делать, — сказал Гомес неожиданно охрипшим голосом. — Ни разу не вспомнил. Раньше всегда у меня в голове — математика. Но в тех пор — нет.
   — Господи, помилуй, — сказал адмирал. — Может ли такое случиться?
   И он потянулся к телефону.
   И по телефону ему сообщили: да, такое бывает.

Сирил Корнблат, "Гомес"

Губы графа Татищева дрогнули, расползлись, и военный министр, не глядя на Пестеля, неохотно спросил:
   — Кто из офицеров вашего полка был принят в члены общества собственно вами?
   Пестель откинулся в кресле, лицо его выразило муку.
   — Я уже утверждал, — выдавил он хрипло, — что не принадлежал ни к какому тайному обществу, а следовательно, не мог никого в оное принимать…
   "Никого никуда никогда не принемал, — торопливо привычно проскользило перо Авросимова по листу, — ибо сам не был членом никакого опщества".

Б.Ш.Окуджава, "Бедный Авросимов"

Идеалы... Великие цели... Естественные законы природы... И ради этого уничтожается половина населения? Нет, это не для меня. На любом языке это не для меня. Плевать мне на то, что Колченог — это камешек в жерновах ихнего прогресса. Я сделаю все, чтобы на этом камешке жернова затормозили. И если мне не удастся добраться до биостанции — а мне, наверное, не удастся, — я сделаю все, что могу, чтобы эти жернова остановились.

АБС, "Улитка на склоне"

Мой командир меня почти что спас,
Но кто-то на расстреле настоял,
И взвод отлично выполнил приказ,
Но был один, который не стрелял.

В.С.Высоцкий

Р о м а.
... Настанет день,
Когда восстанут все, кого убил ты,
Восстанут все, кого еще убьешь,
И двинутся стеною на тебя,
Ты, окруженный ненавистью, будешь
Искать защиты... Да, как я искал,
Как я кричал и проклинал, моля, -
Грози, моли. - Безмолвствует земля.

У и (вскакивая).
Сгинь, гад! Стреляйте! Сгинь! Вы что, заснули?
Телохранители стреляют в то место стены, на которое указывает Уи.

Р о м а (исчезая).
Стреляйте, я теперь неуязвим для пули.

Бертольд Брехт, "Карьера Артуро Уи, которой могло не быть"

Как молодой повеса ждет свиданья
С какой-нибудь развратницей лукавой
Иль дурой, им обманутой, так я
Весь день минуты ждал, когда сойду
В подвал мой тайный, к верным сундукам.

"Скупой рыцарь"