Однажды из топки выпал раскаленный уголек; в двух шагах от него уже тлел и дымился паркет. Тогда кто-то из посетителей, почуяв адскую вонь, вбежал в комнату и предотвратил беду, он же, Якоб Мендель, сидя на расстоянии двух дюймов от начавшегося пожара и уже окуренный едким дымком, ничего не заметил. Ибо он читал так, как другие молятся, как играют азартные игроки, как пьяные безотчетно глядят в пространство; он читал так трогательно и самозабвенно, что с тех пор всякое иное отношение к чтению казалось мне профанацией. В лице Якоба Менделя, этого маленького галицийского букиниста, я впервые столкнулся с великой тайной безраздельной сосредоточенности, создающей художника и ученого, истинного мудреца и подлинного безумца, - с трагедией и счастьем одержимых.

Стефан Цвейг. "Новеллы"

Однажды утром Айдахо шарил поленом на небольшой полке, - до нее нельзя было дотянуться рукой. На пол упали две книги. Я шагнул к ним, но встретился взглядом с Айдахо. Он заговорил в первый раз за неделю.
   - Не обожгите ваших пальчиков, - говорит он. - Вы годитесь в товарищи только спящей черепахе, но, невзирая, на это, я поступлю с вами по-честному. И это больше того, что сделали ваши родители, пустив вас по свету с общительностью гремучей змеи и отзывчивостью мороженой репы. Мы сыграем с вами до туза, и выигравший выберет себе книгу, а проигравший возьмет оставшуюся.
   Мы сыграли, и Айдахо выиграл. Он взял свою книгу, а я свою. Потом мы разошлись по разным углам хижины и занялись чтением.
   Я никогда так не радовался самородку в десять унций, как обрадовался этой книге. И Айдахо смотрел на свою, как ребенок на леденец.
   Моя книжонка была небольшая, размером пять на шесть дюймов, с заглавием: "Херкимеров справочник необходимых познаний". Может быть, я ошибаюсь, но, по- моему, - это величайшая из всех написанных книг. Она сохранилась у меня до сих пор, и, пользуясь ее сведениями, я кого хочешь могу обыграть пятьдесят раз в пять минут. Куда до нее Соломону или "Нью-Йорк трибюн"! Херкимер обоих заткнет за пояс Этот малый, должно быть, потратил пятьдесят лет и
пропутешествовал миллион миль, чтобы набраться такой премудрости. Тут тебе и статистика населения всех городов, и способ, как узнать возраст девушки, и сведения о количестве зубов у верблюда. Тут можно узнать, какой самый длинный в мире туннель, сколько звезд на небе, через сколько дней высыпает ветряная оспа, каких размеров должна быть женская шея, какие права "вето" у губернаторов, даты постройки римских акведуков, сколько фунтов риса можно
купить, если не выпивать три кружки пива в день, среднюю ежегодную температуру города Огэсты, штат Мен, сколько нужно семян моркови, чтобы засеять один акр рядовой сеялкой, какие бывают противоядия, количество волос на голове у блондинки, как сохранять яйца, высоту, всех гор в мире, даты всех войн и сражений, и как приводить в чувство утопленников и очумевших от солнечного удара, и сколько гвоздей идет на фунт, и как делать динамит, поливать цветы и стлать постель, и что предпринять до прихода доктора - и еще пропасть всяких сведений. Может, Херкимер и не знает чего-нибудь, но по книжке я этого не заметил.
   Я сидел и читал эту книгу четыре часа. В ней были спрессованы все чудеса просвещения. Я забыл про снег и про наш разлад с Айдахо. Он тихо сидел на табуретке, и какое-то нежное и загадочное выражение просвечивало сквозь его рыже-бурую бороду.
   - Айдахо, - говорю я, - тебе какая книга досталась?

О' Генри "Справочник Гименея"

Не существует списка книг, которые непременно нужно прочесть, без которых невозможно спасение и совершенствование! Но у каждого человека есть несколько книг, которые именно ему, именно этому человеку, приносят удовлетворение и наслаждение. Постепенно отыскивать такие книги, поддерживать с ними отношение в течение долгого времени, пожалуй, и обладать ими – и в прямом смысле и принимая их в свою душу – такова личная задача каждого человека, и он не может пренебречь ею, если не хочет нанести значительного ущерба своей образованности и своим удовольствиям, а стало быть и ценности своего бытия.

Герман Гессе "Магия книги"

Лавку букиниста я обнаружил по чистой случайности, завернув в тупичок, мимо которого проходил уже дважды. Дверь отворилась с трудом, поскрипывая натруженными петлями. Внутри было сумрачно, и даже новенькие галогенные лампы не нарушали впечатления глубокой старины, исходящего от многоярусных полок. Снаружи лавочка казалась неказистой – дверь, замурзанное окошко сбоку да неприметная вывеска, но, зайдя, я понял, что узкий фасад вводил в заблуждение. Полки уходили в глубь дома и терялись вдали. Пахло книжной пылью.
– Guten morgen, mein Herr, – приветствовал меня солиднемолодой господин, владелец, приказчик и продавец в одном лице.
– Э… гутен морген, – отозвался я. Мне было неловко. Немецкий выучить я так и не удосужился.
– Что угодно, сударь? – осведомился владелец, с легкостью переходя на русский.
– Я вообще-то искал чего-нибудь почитать, – объяснил я. – Я тут приезжий. Полгорода обошел, искал книжную лавку.
– Так вы не там искали, – пояснил хозяин. – Русские лавочки все больше в Московском форштадте. У меня почти ничего нет, все немецкий да латынь, польского немного – вот только там, если желаете глянуть…
«Почти ничего» в представлении букиниста означало три ряда полок до самого потолка. На протяжении двух часов я методично изучал ряды фолиантов, несколько раз заводил с хозяином содержательные дискуссии – то о литературе, то – святое дело! – о политике, прерывавшиеся каждый раз приходом очередного постоянного покупателя. В конечном итоге, выдержав утомительную схватку с совестью, я вышел из лавочки с грудой книг. Купил для дома «Трактат о военном искусстве» Сунь Цзы (не смог устоять перед вызолоченым корешком), слащевские «Воспоминания» первого издания (не для себя, а для знакомого) и тяжелый, очень красивый том пиковского «Горменгаста» (не та книга, что я стал бы листать для удовольствия, но, не прочтя ее, культурным человеком не станешь). Для души набрал целую гору: исторический роман Зощенко «Словом герцога», две фантазии – классическая «Гиперборея» Смита и современная «Материнская ртуть» Меркулова да еще три брошюрки из васильевской серии авантюрных романов. Долго вздыхал над полным Шергиным сытинского издания – восемь мощных, как его поморы, томин; решил, что просто не дотащу, но обещал владельцу лавочки еще заглянуть и, если долежит, купить обязательно. И – для работы – скрепя сердце приобрел опус преславного господина Исаака Озимова «Химия для всех».
Букинист бережно завернул все мои приобретения по отдельности в коричневую бумагу, нимало не смущаясь моими заверениями, что Озимова и Меркулова я буду читать «вот прямо сейчас». В результате в гостиницу я возвращался, нагруженный пакетиками, точно посыльный. Придя к себе в номер, я первым делом вывалил все это на кровать. Потом не спеша переоделся, проверил, нет ли сообщений – не было, – заказал через элефон чаю с бутербродами и миндальными булочками, сел у окна и – слаб человек! – с вожделением раскрыл «Материнскую ртуть».

Владимир Серебряков и Андрей Уланов "Из Америки – с любовью"

Константин Ваншенкин
Одному знакомому читателю

Этих книг тебе не прочитать
Ни за что на свете.
Для тебя стоит на них печать,
Ибо книги эти –

Книги для ума и для души,
Разные такие –
Для тебя чрезмерно хороши.
Ты прочтешь другие.

Здесь на полках – всевозможных книг
Столько тысяч!
Ты проходишь, безмятежно в них
Взглядом тычась.

– Юная леди несколько своевольна-а, – подтвердил слуга. – Это возра-астное проявление, мастер. На-аставления старших ка-ажутся ей ненужными и огра-аничивающими свободу.
– Какие умные слова, – поморщился Грязнов. – Откуда ты их знаешь?
– Чита-ал книги.
– Ты умеешь читать? – кисло осведомился Кирилл.
Олово улыбнулся, показав, что оценил шутку хозяина.
– В доме поя-авился ребенок. Я решил, что на-адо принять меры. – Помолчал. – Превентивные.
И покосился на обложку тома, покоившегося на коленях Кирилла: Макиавелли. Грязнов перехватил его взгляд, вновь поморщился и побарабанил пальцами по кожаному переплету.
– О чем еще писали в ТВОЕЙ книге?
– Мы должны на-абраться терпения…
– Весьма умно.
– И с понима-анием относиться к…
– В целом понятно, – оборвал слугу Кирилл. – Теория. А меня волнует, с кем она проводит время. Надежно ли… гм… предохраняется?
– На-а мой взгля-яд, юна-ая леди достаточно осведомлена в этих вопросах, – осторожно произнес Олово.
– Но проверить все равно надо. – Грязнову, которому до сих пор не доводилось иметь дело ни с младенцами, ни с подростками, показалось, что ему в голову пришла отличная мысль. – Поговори с Пэт на эту тему.
– Почему я-а-а?! – изумился слуга.
– Ты читаешь нужные книги.

Вадим Панов "Поводыри на распутье"

Андрей Дементьев
Мой хлеб

Я с книгой породнился в дни войны.
О, как же было то родство печально!
Стянув потуже батькины штаны,
Я убегал от голода в читальню.

Читальня помещалась в старом доме.
В ту пору был он вечерами слеп...
Знакомая усталая мадонна
Снимала с полки книгу, словно хлеб.

И подавала мне ее с улыбкой.
И, видно, этим счастлива была.
А я настороженною улиткой
Прилаживался к краешку стола.

И серый зал с печальными огнями
Вмиг уплывал... И все казалось сном.
Хотя мне книги хлеб не заменяли,
Но помогали забывать о нем.

Мне встречи те запомнятся надолго...
И нынче - в дни успехов иль невзгод -
Я снова здесь, и юная мадонна
Насущный хлеб мне с полки подает.