Вон на четвертом этаже
Окно распахнуто уже,
Еще окно, еще окно, еще одно:
Люди слушают, вздыхая и мечтая,
За два сольди — эта песенка простая,
Но для тех, кто здесь надеется и любит,
В песне вечная история любви.

"Два сольди" — некогда дико популярная итальянская песенка

   Телеграфист медленно записывал. Сколько в своей жизни прослушал он радостных и трагических сообщений, первым узнавал чужое горе и счастье. Давно уже перестал вдумываться в смысл скупых, оборванных фраз, ловил их слухом и механически заносил на бумагу, не раздумывая над содержанием.
   Вот сейчас кто-то умер, кому-то сообщают об этом. Телеграфист забыл про заголовок: «Всем, всем, всем!» Аппарат стучал. «В-л-а-д-и-м-и-р И-л-ь-и-ч», – переводил стуки молоточка в буквы старик телеграфист. Он сидел спокойно, немного усталый. Где-то умер какой-то Владимир Ильич, кому-то он запишет сегодня трагические слова, кто-то зарыдает в отчаянии и горе, а для него это все чужое, он – посторонний свидетель. Аппарат стучит точки, тире, опять точки, опять тире, а он из знакомых звуков уже сложил первую букву и занес ее на бланк, – это была «Л». За ней он написал вторую – «Е», рядом с ней старательно вывел «Н», дважды подчеркнул перегородку между палочками, сейчас же присоединил к ней «И» и уже автоматически уловил последнюю – «Н».
   Аппарат отстукивал паузу, и телеграфист на одну десятую секунды остановился взглядом на выписанном им слове:
                                                «ЛЕНИН»

   Аппарат продолжал стучать, но случайно наткнувшаяся на знакомое имя мысль вернулась опять к нему. Телеграфист еще раз посмотрел на последнее слово – «ЛЕНИН». Что? Ленин? Хрусталик глаза отразил в перспективе весь текст телеграммы. Несколько мгновений телеграфист смотрел на листок, и в первый раз за тридцатидвухлетнюю работу он не поверил записанному.
   Он трижды бегло пробежал по строкам, но слова упрямо повторялись: «Скончался Владимир Ильич Ленин». Старик вскочил на ноги, поднял спиральный виток ленты, впился в нее глазами. Двухметровая полоска подтвердила то, во что он не мог поверить! Он повернул к своим товаркам помертвелое лицо, и они услыхали испуганный вскрик:
   – Ленин умер!

Н.Островский, "Как закалялась сталь"

   Тут резчик явно хватил через край, ему изменило художественное чутьё. Нельзя же просить удвоить обусловленную плату голосом восставшего из гроба Лазаря! Джану, женщина с поистине мужским складом ума, заметила это одновременно со мной. Я слышал , как она прошептала с глубоким презрением: «Асли нахин! Фареб!», и в тот же миг огонёк в тазу погас, голова перестала вещать, и до нас донёсся скрип дверных петель.
...
   Насколько мог, я растолковал ей, в чём секрет джаду резчика; её доводы были значительно проще:
   — Магия, которая всегда требует подарков, не настоящая магия, — сказала она. — От моей матери я слыхала, что только любовь даёт силу любовным заклинаниям. Этот резчик — обманщик и дьявол.

Р.Киплинг, "В доме Судху"

     Он подкинул свечи в воздух и принялся жонглировать ими телекинетически таким образом, что в руки ему неизменно попадали незажженные концы свечек. Сначала он играл двумя свечами, затем добавил третью. Толпа приутихла, наблюдая за Дэвидсоном. Когда свечи догорели до половины, он отбросил их в сторону. Тотчас толпа ответила звоном монет.
     — Спасибо вам всем, спасибо, — раскланялся Дэвидсон. Он вытащил коробку с цветными шарами и без лишних предисловий принялся ими жонглировать. Через несколько секунд в воздухе было уже пять шаров — в то время как сам он лишь для вида махал руками, в действительности управлял он шарами при помощи телекинеза.
      В процессе представления он сам себе улыбался. Вполне возможно, что эти люди и раньше встречались с телекинетиками и даже сжигали их на кострах. Но то были НАСТОЯЩИЕ телекинетики; он же производил впечатление всего лишь фокусника с ловкими руками, человека с исключительной быстротой реакции, странствующего шарлатана. Всем известно, что все фокусники — липовые и шары вращаются в воздухе только благодаря ловкости рук.

Роберт Силверберг, "Скрытый талант"