— Доль, капитан Вилдад? — подхватил Фалек, — да, да, что ты там такое говоришь насчёт доль? Сколько, по-твоему, должны мы дать этому юноше?
   — Ведомо тебе самому, — последовал погребальный ответ. — Семьсот семьдесят седьмая доля — это не слишком много, как по-твоему? «...где моль и ржа истребляют, но...»
   «Действительно, сокровище, — подумал я. — Семьсот семьдесят седьмая доля!» Я вижу, старина Вилдад, ты всерьёз озабочен тем, чтобы я-то, во всяком случае, не собрал больших сокровищ на этом свете, где моль и ржа истребляют. Это и в самом деле была чрезвычайно долгая доля, и хоть на первый взгляд большая цифра и может вызвать у человека неосведомлённого обратное представление, однако самое простое рассуждение покажет, что, как ни велико число семьсот семьдесят семь, всё же, если сделать его знаменателем, сразу станет очевидным, что одна семьсот семьдесят седьмая часть фартинга – это значительно меньше, чем семьсот семьдесят семь золотых дублонов; а я такого именно мнения и придерживался.

Герман Мелвилл, "Моби Дик или Белый Кит"

Как за меня матушка все просила Бога,
Все поклоны била, целовала крест.
А сыночку выпала дальняя дорога,
Хлопоты бубновые, пиковый интерес.

Журавль по небу летит, корабль по морю идет,
А кто меня, куда, влекёт по белу свету?
И где награда для меня, и где засада на меня,
Гуляй, солдатик, ищи ответу!

Ю.Ким. Из "Бумбараша"

   Наконец, ласкар встал и отправился в селение, шлепая по грязи.   Наблюдать за судами он оставил одного из своих подчиненных.
   Вскоре он вернулся, чрезвычайно непочтительно гоня перед собой жреца исповедуемой им религии — толстого старика с седой бородой и в мокрой одежде, развевавшейся по ветру. Никогда еще не приходилось видеть такого жалкого гуру.
   — К чему жертвоприношения, и керосиновые лампы, и сухие зерна, если ты только и можешь, что сидеть на корточках в грязи? Ты долго имел дело с богами, когда они были довольны и доброжелательны. Теперь они разгневаны. Говори с ними!
   — Что значит человек перед разгневанным богом! — жалобно проговорил жрец, вздрагивая от порыва ветра. — Пусти меня в храм, и я помолюсь там.
   — Сын свиньи, молись здесь. Неужели ты не обязан что-нибудь дать нам взамен соленой рыбы, порошка сои и сушеного лука? Призывай богов громко! Скажи Матери Ганге, что с нас довольно. Прикажи ей успокоиться на ночь. Я не могу молиться, но когда я служил на судах «Компании» и когда люди не слушались моих приказаний, я...
   Выразительный взмах троса закончил фразу, и жрец, вырвавшись от своего ученика, убежал в селение.

Р.Киплинг, "Строители моста"

   — Вставай сейчас же, Джонни, а то есть не дам!
   Угроза не возымела действия на мальчика. Он упорно не хотел просыпаться, цепляясь за сонное забытье, как мечтатель цепляется за свою мечту. Руки его пытались сжаться в кулаки, и он наносил по воздуху слабые, беспорядочные удары. Удары предназначались матери, но она с привычной ловкостью уклонялась от них и сильно трясла его за плечо.
   — Н-ну тебя!..
   Сдавленный крик, начавшись в глубинах сна, быстро вырос в яростный вопль, потом замер и перешел в невнятное хныканье. Это был звериный крик, крик души, терзаемой в аду, полный бесконечного возмущения и муки.
   Но мать не обращала на него внимания. Эта женщина с печальными глазами и усталым лицом привыкла к своей ежедневно выполняемой обязанности. Она ухватилась за одеяло и попыталась стянуть его с мальчика, но он, перестав колотить кулаками, отчаянно вцепился в него. Сжавшись в комок в ногах кровати, он не желал расставаться с одеялом. Тогда мать попробовала стащить всю постель на пол. Мальчик сопротивлялся. Она тянула изо всех сил. Перевес был на ее стороне — постель поползла на пол вместе с мальчиком, который инстинктивно держался за нее, спасаясь от холода нетопленной комнаты.
   Он повис на краю кровати, и казалось, вот-вот свалится на пол. Но сознание его уже пробудилось. Он выпрямился и сохранил равновесие; потом спустил ноги на пол. Мать тотчас же схватила его за плечи и встряхнула. Мальчик снова выбросил кулаки, на этот раз с большей силой и меткостью. Глаза его открылись. Мать отпустила его — он проснулся.
   — Ладно, — пробормотал он.
   Мать взяла лампу и поспешно вышла, оставив его в темноте.
   — Вычтут, будешь знать! — бросила она, уходя.

Джек Лондон, "Отступник"

   Нянюшка вскрыла адресованный ей конверт. В отличие от конверта с завещанием он был больше размером и почти плоским. И содержал только картонную табличку.
   Глянув на нее, нянюшка побледнела и уронила картонку на стол.
   — Пошли! — велела она. — У нас мало времени!
   — В чем дело?
   — И захвати сахарницу!
   Нянюшка распахнула дверь и поспешила к помелу.
   — Скорей!
   Маграт подняла картонку. Почерк был знакомым. Она пару раз видела такие картонки, когда без предупреждения заходила в гости к матушке Ветровоск.
   «Я НИ УМИРЛА», — было написано там.
   — Стой! Кто идет?
   — Шон, почему ты в карауле с рукой на перевязи?
   — Долг обязывает, мам.
   — Немедленно пропусти нас.
   — Мам, а ты — Друг или Враг?
   — Шон, со мной почти-королева Маграт, ты понял?
   — Да, но вы должны...
   — Немедленно!
   — О-о-о-а-а-а-у-у-у, мам!
   Маграт с трудом поспевала за бежавшей по замку нянюшкой.
   — Волшебник был прав. Она мертва, понимаешь. Нет, нет, я не упрекаю тебя, ты продолжаешь надеяться, но я же могу отличить живого человека от мертвого...
   — Нет, не можешь. Я помню, как несколько лет назад ты прибежала ко мне вся в слезах, а потом оказалось, что матушка отправилась Заимствовать. Именно тогда она и начала оставлять записки.
   — Но...
   — Она не была уверена в том, что именно может случиться, — перебила ее нянюшка. — Для меня этого вполне достаточно.
   — Нянюшка...
   — Ничего нельзя знать наверняка, пока сам не удостоверишься, — заявила нянюшка Ягг, излагая свою версию Принципа Неопределенности.

Терри Пратчетт, из цикла "Плоский мир", подцикл "Ведьмы", повесть "Дамы и господа"

   Проф Немур сказал штобы я больше писал в отчетах што случаеца со мной но ещо сказал нужно писать што я чуствую и про свое прошлое. Я сказал я не умею вспаминать и думать а он сказал ты папробуй.
   Все время пока у меня были завязаны глаза я думал и вспаминал но ничево не случилось. Я не знаю про што думать. Можетбыть я спрашу ево и он скажет мне как думать когда я стал умным. Про што думают умные и што помнют. Интиресно.

Дэниел Киз, "Цветы для Элджернона"

В а л е р а. Не надо об этом думать. Вот я — счастливый человек, потому что научился помнить хорошее и забывать плохое. Скажи себе: я об этом не думаю. (Раскинул руки, расслабил кисти.) Я об этом не думаю.
К а т я (так же). Я об этом не думаю.

Все, кто находится на сцене, раскинули руки, стали повторять:

— Я об этом не думаю.
В а л е р а. Еще.
В с е. Я об этом не думаю. Я об этом не думаю. Я об этом не думаю...

А.Володин, "С любимыми не расставайтесь"

   – Ирма, – сказал он утомленно. – Что вы там делали на этом перекрестке?
   – Мы думали туман, – ответила Ирма.
   – Что?
   – Думали туман, – повторила Ирма.
   – Про туман, – поправил Виктор. – Или о тумане.
   – Зачем это – про туман? – сказала Ирма.
   – Думать – непереходный глагол, – объяснил Виктор. – Он требует предлогов. Вы проходили непереходные глаголы?
   – Это когда как, – сказала Ирма. – Думать туман – это одно, а думать про туман – это совсем другое... и кому это нужно – думать про туман, неизвестно.
   Виктор вытащил сигарету и закурил.
   – Погоди, – сказал он. – Думать туман – так не говорят, это неграмотно. Есть такие глаголы – непереходные: думать, бегать, ходить. Они всегда требуют предлога. Ходить по улице. Думать про... что-нибудь там...
   – Думать глупости... – сказал Голем.
   – Ну, это исключение, – сказал Виктор, несколько потерявшись.

АБС, "Гадкие лебеди"