— Тихо! Тс-сс... Сотри левее... Видишь — вон двое идут? Знаешь, кто это такие? О, брат... Это жулики. Они замышляют зловещее преступление на крыше! Тебе страшно? Мне — нет. Ну так и есть. Что же делать? О! Начинаем воспитательную работу. Сейчас ты увидишь лучшее в мире привидение с мотором! Дикое... но симпатичное.
   ― А!!!
   ― Что вы орете, что вы орете? Кругом люди спят.
   ― Мама!
   ― Ай-яй-яй!
   ― Спокойствие, только спокойствие! Сейчас я вас настигну — вот тогда и похохочем...
   ― Белье бросай! Бросай белье, я тебе говорю!
   ― А-аа!!!

М/ф "Малыш и Карлсон"

   Так оно и шло до того самого мартовского дня, когда Фернанда, собираясь снять с веревки в саду простыни и сложить их, кликнула на подмогу всех женщин. Не успели они приступить к делу, как Амаранта заметила, что Ремедиос Прекрасная вдруг стала удивительно бледной, даже как будто прозрачной.
   — Тебе плохо? — спросила она.
   Ремедиос Прекрасная, державшая в руках другой конец простыни, ответила ей с улыбкой сострадания:
   — Напротив, мне никогда еще не было так хорошо.
   Едва только Ремедиос Прекрасная произнесла эти слова, как Фернанда почувствовала, что ласковый, напоенный сиянием ветер вырывает у нее из рук простыни, и увидела, как он расправил их в воздухе во всю ширину. Амаранта же ощутила таинственное колыхание кружев на своих юбках и в ту минуту, когда Ремедиос Прекрасная стала возноситься, вцепилась в свой конец простыни, чтобы не упасть. Одна лишь Урсула, почти совсем уже слепая, сохранила ясность духа и сумела опознать природу этого неодолимого ветра — она оставила простыни на милость его лучезарных струй и глядела, как Ремедиос Прекрасная машет ей рукой на прощание, окруженная ослепительно белым трепетанием поднимающихся вместе с ней простынь: вместе с ней они покинули слой воздуха, в котором летали жуки и цвели георгины, и пронеслись с нею через воздух, где уже не было четырех часов дня, и навсегда исчезли с нею в том дальнем воздухе, где ее не смогли бы догнать даже самые высоколетающие птицы памяти.

Г.Г.Маркес, "Сто лет одиночества"

   Я вдруг посмотрел на него, увлеченный новой идеей:
   — Пожалуй, я знаю, как перехитрить шустры...
   — Нельзя ли узнать, как?
   — Мои похитители именно это и пытались сделать. Теперь я понял! Они пробовали изменить квалификацию своего поступка...
   Он взглянул на меня с тревожным любопытством:
   — Что вы имеете в виду?
   — Теперь я думаю, что они пытались превратить экзекуцию в жертвоприношение... Как бы освятить ее. Чтобы убийство стало чем-то возвышенным и благородным. Как оказание помощи. Как спасение. Меня должны были принести в жертву чему-то более ценному, чем жизнь.
   — Чему же? — спросил он с нескрываемой иронией.
   — Вот это как раз и осталось довольно темным. Они казались уверенными в себе, пока не принимались за дело... Как будто они все вместе брали разбег, пытаясь перепрыгнуть через барьер, — и не могли...
   — Потому, что их вера — ненастоящая! — перебил он меня. — Они хотели уверовать в свою миссию, но не смогли. Нельзя уверовать только потому, что этого хочешь!
   — Однако другим может повезти больше, — буркнул я. — Не мясникам, разумеется. Но могут быть люди, действительно убежденные, что, совершая убийство, они совершают добро. Как в средневековье, когда сжигали тело, чтобы спасти душу. Словом, обман уже не будет обманом, если вера окажется искренней...
   — Средневековье нельзя возродить одним лишь желанием, хотя бы и самым страстным, — возразил Тахалат. — Скажу вам больше: неистовость подобных усилий раскрывает их подоплеку — святости в ней нет ни крупицы! Мнимым ритуалом жертвоприношения легче обмануть людей, чем шустры...

Станислав Лем, "Осмотр на месте"

Клим по прозванию Бешеный Хвост, на Мурлыкино пузо
Взлезши, начал оттуда читать нам надгробное слово,
Мы же при каждом стихе хохотали. И вот что прочел он:
„Жил Мурлыка; был Мурлыка кот сибирский,
Рост богатырский, сизая шкурка, усы как у турка;
Был он бешен, на краже помешан, за то и повешен,
Радуйся, наше подполье!..“ Но только успел проповедник
Это слово промолвить, как вдруг наш покойник очнулся.

В.А.Жуковский, "Война мышей и лягушек"

В т о р о й
Какие звуки! сколько в них души!
А чьи слова, Лаура?

Л а у р а
         Дон Гуана.

Д о н  К а р л о с
Что? Дон Гуан!

Л а у р а
      Их сочинил когда-то
Мой верный друг, мой ветреный любовник.

Д о н  К а р л о с
Твой Дон Гуан безбожник и мерзавец,
А ты, ты дура.

Л а у р а
      Ты с ума сошел?
Да я сейчас велю тебя зарезать
Моим слугам, хоть ты испанский гранд.

Д о н  К а р л о с
(встает)
Зови же их.

А.С.Пушкин, "Каменный гость"

Богатей с попом брюхатым
И с помещиком богатым
Из-за гор издалека
Тащут дружно Колчака:

Радость сытым, радость пьяным,
Кнут рабочим и крестьянам.
Пыль вздымая сгоряча
Тащит тройка палача.

Плакат В.Н.Дени (1919).

   И кто бы только мог подумать, что все важные леди и джентльмены станут пользоваться веществом, которое находят в презренном брюхе больного кита! И тем не менее это так. Некоторые считают серую амбру причиной, другие – следствием несварения желудка у китов. Такое несварение излечить довольно трудно, разве только что прописать киту три вельбота брандретовых пилюль, а когда он их проглотит, поспешно отойти на безопасное расстояние, как делают горняки во время взрывных работ.
   Я забыл сказать, что в серой амбре были найдены какие-то твёрдые круглые костяные пластинки, которые Стабб поначалу принял за матросские брючные пуговицы; однако впоследствии оказалось, что это всего лишь оплывшие амброй обломки клювов небольших осьминогов.

Герман Мелвилл, "Моби Дик, или Белый Кит"

    Ваши пальцы пахнут ладаном
    И в ресницах спит печаль.
    Ничего теперь не надо Вам,
    Ничего теперь не жаль.

    И когда Весенней Вестницей
    Вы пойдете в дальний край,
    Сам Господь по белой лестнице
    Поведет Вас прямо в рай.

    Тихо шепчет дьякон седенький,
    За поклоном бьет поклон
    И метет бородкой реденькой
    Золотую пыль времен.

    Ваши пальцы пахнут ладаном
    И в ресницах спит печаль.
    Ничего теперь не надо Вам,
    Ничего теперь не жаль.

А.Н.Вертинский. Любопытно, что эта песня, посвященная актрисе Вере Холодной, была написана ещё при её жизни, но, по просьбе актрисы, Вертинский снял посвящение. Но после её скоропостижной смерти — восстановил.

Ближайшая подруга Маньки Маленькой, Женя, лежит за их спинами на кровати навзничь, читает растрепанную книжку "Ожерелье королевы", сочинение г. Дюма, и курит. Во всем заведении она единственная любительница чтения и читает запоем и без разбора. Но, против ожидания, усиленное чтение романов с приключениями вовсе не сделало ее сентиментальной и не раскислило ее воображения. Более всего ей нравится в романах длинная, хитро задуманная и ловко распутанная интрига, великолепные поединки, перед которыми виконт развязывает банты у своих башмаков в знак того, что он не намерен отступить ни на шаг от своей позиции, и после которых маркиз, проткнувши насквозь графа, извиняется, что сделал отверстие в его прекрасном новом камзоле; кошельки, наполненные золотом, небрежно разбрасываемые налево и направо главными героями, любовные приключения и остроты Генриха IV, — словом, весь этот пряный, в золоте и кружевах, героизм прошедших столетий французской истории.

А.И.Куприн, "Яма"