— Нет, — сказала она. — Не надо. Сит.
   Так. Значит, теперь с интервалом в два-три дня она будет говорить ему ”не надо”. Нарождение второй привычки за одно только утро.
   — Сит, я не хочу так — только потому, что у тебя есть время...
   — Миленькая моя, я что-то не припоминаю, чтобы мы с тобой когда-нибудь задумывались над мотивировками.
   — Да, — сказала она, — потому что раньше была белая птица, и снег, и звезды, такие яркие, что отражались в снегу.
   Он прикрыл глаза и честно припомнил снег, и птицу, и тень от птицы, когда он высек огонь, и все это появилось, но звезды в снегу не отражались.
   — Нет, — сказал он, — такого не бывает.
   — Белая птица, — повторила она, — и звезды, которые отражались в снегу.
   — Птица была, — сказал он.
   — И звезды, которые отражались в снегу.
   — Черт с ними, пусть отражались.

Ольга Ларионова, "Развод по-марсиански"

В синем небе, колокольнями проколотом,
Медный колокол, медный колокол
То ль возрадовался, то ли осерчал...
Купола в России кроют чистым золотом —
Чтобы чаще Господь замечал.

В.С.Высоцкий

Вы, люди,
      вы, звери,
               пруды, где они зарождались
                                                              в Останкине, —
в с т а н ь т е!
Вы, липы ночные,
                            как лапы в ветвях хиромантии, —
встаньте,
дороги, убитые горем,
                                 довольно валяться в асфальте,
как волосы дыбом над городом,
вы встаньте.

Раскройтесь, гробы,
                                 как складные ножи гиганта,
вы встаньте —
                    Сервантес, Борис Леонидович,
                                                                         Браманте,
вы б их полюбили, теперь они тоже останки,
встаньте.

И Вы, Член Президиума Верховного Совета
                                                                 товарищ Гамзатов,
встаньте,
погибло искусство, незаменимо это,
           и это не менее важно,
                                              чем речь
                                на торжественной дате,
встаньте.
Их гибель — судилище. Мы — арестанты.
Встаньте.

О, как ты хотела, чтоб сын твой шел чисто
                                                                           и прямо,
встань, мама.

Вы встаньте в Сибири,
                                  в Париже, в глухих городишках,
мы столько убили
                                 в себе,
                                               не родивши,
встаньте,

Ландау, погибший в косом лаборанте,
встаньте,
Коперник, погибший в Ландау галантном,
встаньте,
вы, девка в джаз-банде,
                                  вы помните школьные банты?
встаньте,

геройские мальчики вышли в герои, но в анти,
встаньте,
(я не о кастратах — о самоубийцах,
кто саморастратил
                                  святые крупицы),
встаньте.

Андрей Вознесенский, "Плач по двум нерожденным поэмам"

   И что еще больше придает вес сему грандиозному факту: все время, пока Папа жил в Финка-Вигия, он был знаком с попугаем и разговаривал с ним, а попугай разговаривал с Папой. Шли годы, и люди начали поговаривать, что Хемингуэй стал говорить как попугай, другие же утверждали, напротив, что попугай научился разговаривать как он! Обычно Папа выстраивал на прилавке стаканы с выпивкой, садился рядом с клеткой и завязывал с птицей интереснейший разговор, какой только вам приходилось слышать, и так продолжалось четыре ночи подряд. К концу второго года этот попугай знал о Хэме, Томасе Вулфе и Шервуде Андерсоне больше, чем Гертруда Стайн. На самом деле, попугай знал даже, кто такая Гертруда Стайн. Стоило лишь сказать «Гертруда», и попугай тут же говорил:
   — Голуби с травы, увы.
   Иногда, по большой просьбе, попугай мог выдать: «Были этот старик, и этот мальчик, и эта лодка, и это море, и эта большая рыба в море...» А потом неторопливо заедал это крекером.

Рэй Брэдбери, "Попугай, который знал Папу"

Это было уже шестое покушение за последний месяц, и потому сам факт покушения интереса почти не вызвал. Обсуждались только детали. Румата узнал, что при виде убийцы его величество приподнялся на ложе, заслонив собою прекрасную дону Мидару, и произнес исторические слова: «Пшел вон, мерзавец!» Большинство охотно верило в исторические слова, полагая, что король принял убийцу за лакея.

АБС, "Трудно быть богом"

     Тысячу  обид я безропотно вытерпел от Фортунато, но, когда он нанес мне оскорбление, я поклялся отомстить. Вы, так  хорошо знающий  природу  моей  души,  не думаете, конечно, что я вслух произнес угрозу. В конце концов я буду отомщен: это было твердо решено, — но самая твердость решения обязывала  меня  избегать риска.   Я   должен   был   не  только  покарать,  но  покарать безнаказанно.  Обида  не  отомщена,  если  мстителя   настигает расплата.  Она  не  отомщена  и  в  том случае, если обидчик не узнает, чья рука обрушила на него кару.

Э.А.По, "Бочонок Амонтильядо"