Дедушка с внуком плетутся пешком,
Ослик на дедушке едет верхом.
— Тьфу ты! — Хохочет народ у ворот. —
Старый осел молодого везет!
Где это видано? Где это слыхано? —
Старый осел молодого везет!

С.Я.Маршак, "Мельник, мальчик и осел"

3-й  л а к е й. Я докажу! Моя жена может подтвердить! Я  всегда осуждал  ихнее поведение! Я брал с них деньги только на нервной почве. Я свидетельство принесу!

Е.Л.Шварц, "Дракон"

Надо, надо умываться
По утрам и вечерам,

А нечистым
Трубочистам —
Стыд и срам!
Стыд и срам!

"Моцдодыр"

Отчего течет вода
С этого младенца?
Он недавно из пруда,
Дайте полотенце!

С.Я.Маршак, "Детки в клетке" ("Лебедёнок")

     В  шестнадцатой  Швейк  застал  двадцать  мужчин  в  одних подштанниках.  Тут  сидели  те,  у  кого в бумагах была пометка "Streng  behuten,  beobachten".   За   ними   очень   заботливо присматривали, чтобы они, чего доброго, не удрали.
     Если  бы  подштанники  были  чистые,  а  на  окнах не было решеток, то с первого  взгляда  могло  бы  показаться,  что  вы попали в предбанник.
     Швейка   принял   староста,   давно  не  бритый  детина  в расстегнутой рубахе. Он записал его фамилию на  клочке  бумаги, висевшем на стене, и сказал:
     — Завтра  у  нас  представление.  Поведут  в  часовню  на проповедь. Мы все там будем стоять в  одних  подштанниках.  Вот будет потеха.

"Швейк"

   — Откуда же вы берете средства к существованию, мистер Бэроун?
   — Да вот, сэр, такой у меня... дар.
   — Ах, так, — съехидничал я. — Очевидно, прикосновение Мидаса?
   Тотчас же я раскаялся в своем ехидстве. Лицо Бэроуна побагровело. Он поделился со мной величайшей тайной, а я сделал из него посмешище.
   — Гораздо лучше, профессор! — воскликнул он. — Смотрите!
   Бэроун повел рукой в мою сторону. Лекторская кафедра бесшумно взмыла вверх и воспарила над моей макушкой. Кто-то вскрикнул. Я обернулся к аудитории и увидел, как Бэроун делает знак хорошенькой сокурснице. В тот же миг она попыталась прикрыть наготу общей тетрадью.

Боб Куросака, "Кто во что горазд "

– Ну, приятель, – вдруг сказал Форд, – времени у нас в обрез, так что ближе к делу. Я тебя особенно прижимать не буду. Вообще-то говоря, не полагалось бы от своих прав отступаться, но ты, я вижу, парень неплохой, так сказать, с честными намерениями, и уж коли всё у вас тут слажено и живете вы в законе и в полном согласии, то порешил я так (это было сказано в порыве искреннего великодушия), – да, черт возьми, так я решил: получаю свою кон-пен-сацию, отказываюсь от судебного преследования и ухожу тихо и мирно. Договоримся, как мужчина с мужчиной: я называю сумму – раз и навсегда, не больше и не меньше – пять фунтов, и дело с концом.
   У Симмонса не было и пяти пенсов, не говоря уж о пяти фунтах, о чем он и информировал своего собеседника.
   – Да мне бы и в голову не пришло, – добавил он, – становиться между законными супругами. Боже сохрани! Мне это, понятно, тяжело, но долг – святое дело. Уйду я.
   – Нет, нет, – поспешно возразил Форд, хватая его за руку, – так не пойдет. Давай переиграем. Скажем, три фунта – не так и много, сам согласись. Всего-навсего три фунта – и я уйду от вас навеки, туда, где дуют ветры злые, как говорится, и ни одним глазком не гляну на свою собственную жену. Ну, браток, как мужчина с мужчиной: три фунта – и я ухожу. Разве ж это не по-божески?
   – Кто же говорит, что не по-божески? – уклончиво отвечал Симмонс. – Да что там по-божески – это благородно, чистое благородство, так бы я сказал. Но у меня тоже совесть есть, мистер Форд, и я не допущу, чтоб вы по своей доброте из-за меня пострадали. Она вам законная супруга, и я не должен был становиться у вас на дороге. Так что извините великодушно. Оставайтесь и получайте всё, что вам по закону положено. Уходить надо мне, вот я и уйду. И он шагнул к двери.
   – Погоди, – воскликнул Форд, проворно становясь между дверью и Симмонсом, – чего ради горячку пороть?! Ты только прикинь, как тебе одному худо будет – без родимого крова, никто о тебе не позаботится, и всё такое. Это же кошмарное дело. Два фунтика – идет? Ну ладно, не будем ссориться – один, один-единственный, как мужчина с мужчиной, и я тебе еще поставлю стаканчик. Один-то фунт раздобыть нетрудно: вон те часы продать, и порядок. Один фунтик – и дело с концом, и я тут же…
   Внизу два раза громко постучали в дверь. В Ист-Энде так стучат обычно верхним жильцам.
   – Кто там? – осведомился Боб Форд с опаской.
   – Сейчас погляжу, – ответил Томас Симмонс и ринулся на лестницу.
   Боб Форд услышал, как отворилась входная дверь. Он подкрался к окну, взглянул вниз и увидел женскую шляпку; она промелькнула и скрылась в подъезде, и одновременно с лестницы до слуха Форда донесся хорошо знакомый голос.
   – Куда это ты разлетелся, да еще без шапки? – спросил голос не очень ласково.
   – Я сейчас, Анна… тут… тут кой-кто пришел, хочет тебя повидать, – поспешно ответил Симмонс.
   И на глазах у Боба Форда в сгущающихся сумерках по улице сломя голову пронесся человек – и человек этот был Томас Симмонс.
   В три прыжка Форд очутился на площадке. Его супруга всё еще стояла внизу у дверей, ошеломленно глядя вслед Симмонсу. Форд кинулся в боковую комнату, распахнул окно, соскочил на крышу прачечной, оттуда во двор, отчаянным усилием перемахнул через забор и растаял во мраке. Ни одна живая душа его не видела. Вот почему позорное бегство Симмонса, который бросил жену прямо у нее на глазах, до сих пор вызывает толки в округе.

Артур Моррисон, "Эта скотина Симмонс"

           К н я г и н я
           Сс! — Кто это в углу, взошли мы, поклонился?
           Н а т а л ь я  Д м и т р и е в н а
           Приезжий, Чацкий.
           К н я г и н я
           От-став-ной?
           Н а т а л ь я  Д м и т р и е в н а
           Да, путешествовал, недавно воротился.
           К н я г и н я
           И хо-ло-стой?
           Н а т а л ь я  Д м и т р и е в н а
           Да, не женат.
           К н я г и н я
           Князь, князь, сюда. — Живее.
           К н я з ь (к ней оборачивает слуховую трубку)
           О-хм!
           К н я г и н я
           К нам на вечер, в четверг, проси скорее
           Натальи Дмитревны знакомого: вон он!
           К н я з ь
           И-хм!
           (Отправляется, вьется около Чацкого и покашливает.)
           К н я г и н я
           Вот то-то детки:
           Им бал, а батюшка таскайся на поклон;
           Танцовщики ужасно стали редки!..
           Он камер-юнкер?
           Н а т а л ь я  Д м и т р и е в н а
           Нет.
           К н я г и н я
           Бо-гат?
           Н а т а л ь я  Д м и т р и е в н а
           О, нет!
           К н я г и н я (громко, что есть мочи)
           Князь, князь! Назад!

"Горе от ума"

Черт возьми! я не могу более читать... Всё или камер-юнкер, или генерал. Все, что есть лучшего на свете, все достается или камер-юнкерам, или генералам. Найдешь себе бедное богатство, думаешь достать его рукою, — срывает у тебя камер-юнкер или генерал. Черт побери! Желал бы я сам сделаться генералом: не для того, чтобы получить руку и прочее, нет, хотел бы быть генералом для того только, чтобы увидеть, как они будут увиваться и делать все эти разные придворные штуки и экивоки, и потом сказать им, что я плюю на вас обоих. Черт побери. Досадно!

Н.В.Гоголь, "Записки сумасшедшего"