Затем Том опять сделался Робином Гудом и, по вине вероломной монахини, плохо ухаживавшей за его запущенной раной, смертельно ослабел от потери крови, после чего Джо, изображавший собой целую толпу рыдающих разбойников, с грустью оттащил его прочь, вложил лук в его ослабевшие руки, и Том сказал: «Где упадёт эта стрела, там и похороните бедного Робина Гуда, под деревом в зелёной дубраве». Затем он пустил стрелу, откинулся назад и упал бы мёртвым, но кругом оказалась крапива, и он вскочил с неподобающей покойнику прытью.

Марк Твен "Приключения Тома Сойера"

— Ну всё! Мы сейчас вскочим на диких скакунов, и в одну минуту догоним и перегоним доктора. Только где найдешь этих диких скакунов? Совершенно одичали…

х/ф "Айболит-66"

— Хью повысил голос: — Вилл! Ты готов?
— Готов. — Эртц поднялся и неохотно отложил книгу, которую читал, — иллюстрированное издание «Трех мушкетеров».
— Книга просто чудесная, — сказал он. — Слушай, Хью, неужели на Земле действительно все так и есть?
— Конечно. Книги Джо-Джима не врут.
Задумавшись, Эртц закусил губу:
— Как по-твоему, что такое «площадь»?
— «Площадь»? Насколько я понял — огромная общинная, где может сразу собраться много людей.
— Сначала, читая, я тоже так думал, но… как же можно тогда ездить на ней верхом?
— Что-что?
— Да вот в книге они только и делают, что залезают на площадь и скачут куда-нибудь.
— Дай-ка мне книгу, — приказал Джо. Быстро перелистав ее, он рассмеялся. — Ну и идиот же ты. Ездят на лошадях, а не на площадях. Можно сесть на лошадь и проехаться по площади, но не наоборот, понял ты, дурень?
— А что такое «лошадь»?
— Животное, величиной с корову. Ты усаживаешься ему на спину и едешь, куда хочешь.
Эртц обдумал новую информацию:
— Непрактично как-то. Когда едешь в носилках, просто говоришь Главному носильщику, куда идти, и все. А как объяснить дорогу корове?

Роберт Хайнлайн "Пасынки Вселенной"

Филипп Степанович огляделся вокруг и тут же заметил мужика с коровой.
     - Корову, - воскликнул он, - корову! Правильно. Что ты можешь возразить
насчет коровы, кассир, а? Незаменимая  вещь  в  сельском  хозяйстве.  Фурор!
Смятение! Общий восторг! Корову, корову! Уж матушка твоя  с  ума  сойдет  от
радости, будь уверен!
     С этими словами Филипп Степанович с ловкостью, необыкновенной  для  его
лет, выскочил из саней и так быстро купил корову, что мужик  не  сразу  даже
сообразил, что такое с ним,  собственно,  произошло.  Филипп  же  Степанович
похлопал  купленную  корову  по  пестрому   боку,   похожему   на   классную
географическую карту  Австралии,  привязал  животное  к  задку  саней,  сел,
накрылся худым фартуком, заметил  окаменевшему  от  изумления  кучеру:  "Ну,
теперь валяй!" - и самодовольно толкнул Ванечку локтем в бок.

Катаев "Растратчики"

   В первый день своего королевствования Ave призвал министра и сказал ему:
   — Нужно издать закон «о заботливом отношении полисменов к прохожим слепцам, о провожании их домой и об охране сих последних от разрушительного действия внешних сил, как-то: экипажи, лошади, ямы и проч.».
   Министр поклонился и вышел. Сейчас же вызвал к себе начальника города и сказал ему:
   — Объявите закон: не допускать слепцов ходить по улицам без провожатых, а если таковых нет, то заменять их полисменами, на обязанности которых должна лежать доставка по месту назначения. Выйдя от министра, начальник города пригласил к себе начальника полиции и распорядился:
   — Там слепцы по городу, говорят, ходят без провожатых. Этого не допускать! Пусть ваши полисмены берут одиноких слепцов за руку и ведут куда надо.
   — Слушаю-с.
   Начальник полиции созвал в тот же день начальников частей и сказал им:
   — Вот что, господа. Нам сообщили о новом законе, по которому всякий слепец, замеченный в шатании по улице без провожатого, задерживался полицией и доставляется куда следует. Поняли?
   — Так точно, господин начальник!

А.Т.Аверченко, "Слепцы"

       Но вся эта радость мгновенно исчезла, точно ее смыло, как следы детских ножек на морском побережье. В Гамбринус однажды влетел помощник пристава, толстый, маленький, задыхающийся, с выпученными глазами, темно-красный, как очень спелый томат.
       — Что? Кто здесь хозяин? — хрипел он. — Подавай хозяина!
       Он увидел Сашку, стоящего со скрипкой.
       — Ты хозяин? Молчать! Что? Гимны играете? Чтобы никаких гимнов!
       — Никаких гимнов больше не будет, ваше превосходительство, — спокойно ответил Сашка.
       Полицейский посизел, приблизил к самому носу Сашки указательный палец, поднятый вверх, и грозно покачал им влево и вправо.
       — Ник-как-ких!
       — Слушаю, ваше превосходительство, никаких.
       — Я вам покажу революцию, я вам покаж-у-у-у!
       Помощник пристава, как бомба, вылетел из пивной, и с его уходом всех придавило уныние.

А.И.Куприн, "Гамбринус"

Я развлекаюсь наблюдениями. Обращали ли вы внимание на то, что соль спадает с кончика ножа, не оставляя никаких следов, — нож блещет, как нетронутый; что пенсне переезжает переносицу, как велосипед; что человека окружают маленькие надписи, разбредшийся муравейник маленьких надписей: на вилках, ложках, тарелках, оправе пенсне, пуговицах, карандашах? Никто не замечает их. Они ведут борьбу за существование. Переходят из вида в вид, вплоть до громадных вывесочных букв! Они восстают — класс против класса: буквы табличек с названиями улиц воюют с буквами афиш.

Ю.К.Олеша, "Зависть"

   На торжество освещения транспаранта заведующий хозяйством созвал все население парохода. Ипполит Матвеевич и великий комбинатор смотрели на собравшихся сверху; стоя по бокам темной еще скрижали.
   Всякое событие на пароходе принималось плавучим учреждением близко к сердцу. Машинистки, курьеры, ответственные работники, колумбовцы и пароходная команда столпились, задрав головы, на пассажирской палубе.
   — Давай! — скомандовал толстячок. Транспарант осветился.
   Остап посмотрел вниз, на толпу. Розовый свет лег на лица.
   Зрители засмеялись. Потом наступило молчание. И суровый голос снизу сказал:
   — Где завхоз?
   Голос был настолько ответственный, что завхоз, не считая ступенек, кинулся вниз.
   — Посмотрите, — сказал голос, — полюбуйтесь на вашу работу!
   — Сейчас вытурят! — шепнул Остап Ипполиту Матвеевичу.
   И точно, на верхнюю палубу, как ястреб, вылетел толстячок.
   — Ну, как транспарантик? — нахально спросил Остап. — Доходит?
   — Собирайте вещи! — закричал завхоз.
   — К чему такая спешка?
   — Со-би-рай-те вещи! Вон! Вы под суд пойдете! Наш начальник не любит шутить!
   — Гоните его! — донесся снизу ответственный голос.
   — Нет, серьезно, вам не нравится транспарант? Это, в самом деле, неважный транспарант?
   Продолжать игру не имело смысла. «Скрябин» уже пристал к Васюкам, и с парохода можно было видеть ошеломленные лица васюкинцев, столпившихся на пристани.
   В деньгах категорически было отказано. На сборы было дано пять минут.
   — Сучья лапа, — сказал Симбиевич-Синдиевич, когда компаньоны сходили на пристань. — Поручили бы оформление транспаранта мне. Я б его так сделал, что никакой Мейерхольд за мной бы не угнался.
   На пристани концессионеры остановились и посмотрели вверх. В черных небесах сиял транспарант.
   — М-да, — сказал Остап, — транспарантик довольно дикий. Мизерное исполнение.

"Двенадцать стульев"

Каждый воскресный вечер толпы людей пытались проникнуть в переполненную церковь Элмера. Здесь всегда было что-нибудь интересное: если не проповедь о пороке, так по крайней мере сольное выступление саксофониста или хоровое исполнение «А у нас в Старом городе будет жаркое дело».
А однажды прихожан развлекал профессионал-фокусник, на груди у которого висела табличка «Я за Слово Божье» (идея принадлежала самому Элмеру); фокусник показывал, как легко  можно поднять тяжелые гири с символическими надписями: «Грех», «Горе», «Невежество», «Папизм».

"Элмер Гентри"