Нагадал мне попугай счастье по билетику,
Я три года берегу эту арифметику.
Любовь — кольцо, а у кольца
Начала нет и нет конца!
Любовь — кольцо.

Ты поплавай по реке, песня кругосветная,
Про зелёные глаза и про разноцветные.
Любовь — кольцо, а у кольца
Начала нет и нет конца!
Любовь — кольцо.

От себя не убегай, никуда не денешься,
Что же ты, моя печаль, пополам не делишься?
Любовь — кольцо, а у кольца
Начала нет и нет конца!
Любовь — кольцо.

Из к/ф "Женщины". Текст М.Танича

В а т с о н. Холмс! Холмс! Холмс!
Ш т а й л е р. Это я, мистер Ватсон! Держитесь! Я иду к вам! А где мистер Холмс? Они убили его! Боже милостивый! Какое несчастье! Какая беда! Мистер Холмс один отнёсся тогда ко мне по-человечески. Если бы не мистер Холмс, не жил бы я здесь, не любовался бы на эту красоту, будь она проклята! Бедный, бедный мистер Холмс!

Т/ф "Шерлок Холмс и доктор Ватсон", серия "Смертельная схватка"

   Команда выстроилась на шканцах, и Янсен сказал твердым и суровым голосом:
   — Матросы, яхта, называемая «Аризона», отправляется в чрезвычайно опасное и рискованное плавание. Будь я проклят, если я поручусь за чью-либо жизнь, за жизнь владельцев и целость самого судна. Вы меня знаете, акульи дети... Жалованье я увеличиваю вдвое, так же удваиваются обычные премии. Всем, кто вернется на родину, будет дана пожизненная пенсия. Даю срок на размышление до захода солнца. Не желающие рисковать могут уносить свои подошвы.
   Вечером восемь человек из команды сошли на берег. В ту же ночь команду пополнили восемью отчаянными негодяями, которых капитан Янсен сам разыскал в портовых кабаках.

А.Н.Толстой, "Гиперболоид инженера Гарина"

   Лупоглазый парень долго хлопал рыжими ресницами, подозрительно оглядывая мужчину, , потом, ещё раз взглянув в лицо Ольги Павловны и, видимо, успокоившись, засунул руку в бездонный карман ватных брюк. Оттуда он вытащил грязную тряпицу, заменявшую ему носовой платок. В тряпице оказались новенькие золотые часики и массивное золотое кольцо. Мужчина в шляпе схватился было за ценности, но парень испуганно отшатнулся.
   — Ни! — сказал он. — Батя казав, шо в городе богато жуликов и мыни облапошут.

М.Ланской, Б.Рест, "Опанасовы бриллианты"

P.S.
OFF! Саша, сбрось кэш, а то у тебя опять цитата не пойми откуда.

В поход на чужую страну собирался король.
Ему королева мешок сухарей насушила
И старую мантию так аккуратно зашила,
Дала "Беломора" три пачки и в тряпочке соль.

Б.Ш.Окуджава

Тут уж царь не утерпел,
Снарядить он флот велел.
А ткачиха с поварихой,
С сватьей бабой Бабарихой,
Не хотят царя пустить
Чудный остров навестить.
Но Салтан им не внимает
И как раз их унимает:
«Что я? царь или дитя? —
Говорит он не шутя: —
Нынче ж еду!» — Тут он топнул,
Вышел вон и дверью хлопнул.

"Сказка о царе Салтане"

     — Тем  временем  другая часть двинется на Они, Сентонж, Ангумуа и Гасконь, а также на Перигор, Медок и Ланды и, не встречая сопротивления, займет города,  замки  и  крепости.  В Байонне, в Сен-Жан-де-Люс и в Фуэнтеррабии вы захватите все суда и,  держась берегов Галисии и Португалии, разграбите все побережье до самого Лисабона, а там вы запасетесь всем, что необходимо завоевателю. Испанцы, черт  их  дери, сдадутся, — это известные ротозеи! Вы переплывете Сивиллин пролив и  там на вечную о себе память воздвигнете два столпа,  еще  более  величественных, чем Геркулесовы, и пролив этот будет впредь именоваться Пикрохоловым  морем. А как пройдете Пикрохолово море, тут вам и Барбаросса покорится...
     — Я его помилую, — сказал Пикрохол.
     — Пожалуй, — согласились они, — но только он должен креститься.  Вы  не преминете  захватить  королевства  Тунисское,  Гиппское,  Алжирское,   Бону, Кирену, всю Барбарию. Далее вы приберете к рукам Майорку, Менорку, Сардинию, Корсику и другие острова морей Лигурийского и  Балеарского.  Держась  левого берега,  вы  завладеете  всей   Нарбоннской   Галлией,   Провансом,   землей аллоброгов, Генуей, Флоренцией, Луккой, а там уж и  до  Рима  рукой  подать. Бедный господин папа умрет от страха. 
     — Клянусь честью, я не стану целовать ему туфлю, — сказал Пикрохол.
     — Завоевав Италию, вы предаете разграблению Неаполь, Калабрию,  Апулию, Сицилию, а заодно и Мальту. Желал бы я видеть, как эти несчастные рыцаришки, бывшие родосцы станут с вами сражаться, посмотрел бы я, из  какого  они теста сделаны!
     — Я бы с удовольствием проехал оттуда в Лорето, — сказал Пикрохол.
     — Нет, нет, — сказали они, — это на обратном  пути.  Мы  лучше  возьмем Крит, Кипр, Родос, Кикладские острова и ударим на  Морею.  Вот  мы  ее  уже, слава тебе господи, заняли. И  тогда  берегись,  Иерусалим,  ибо  могуществу султана далеко до вашего!
     — Я тогда вновь построю храм Соломона, — сказал Пикрокол.
     — Нет, погодите немного, — возразили они. — Не будьте столь поспешны  в своих решениях.  Вам предстоит сперва занять Малую Азию,  Карию,  Ликию,  Памфилию,  Киликию, Дидию, Фригию, Мизию, Вифинию, Сарды,  Адалию,  Самагерию,  Кастамун,  Лугу, Себасту — до самого Евфрата.
     — А Вавилон и гору Синай мы увидим? — спросил Пикрокол.
     — Пока не для  чего,  —  отвечали  они. — Мало  вам  разве  переплыть Гирканское море и промчаться по двум Армениям и трем Аравиям?

Франсуа Рабле, "Гаргантюа и Пантагрюэль"

Но слова эти были скорее выражением тревоги за мать, нежели за себя. Выходка Арины Петровны была так внезапна, что Иудушка не догадался даже притвориться испуганным. Еще накануне маменька была к нему милостива, шутила, играла с Евпраксеюшкой в дурачки — очевидно, стало быть, что ей только что-нибудь на минуту помстилось, а преднамеренного, «настоящего» не было ничего. Действительно, он очень боялся маменькинова проклятия, но представлял его себе совершенно иначе. В праздном его уме на этот случай целая обстановка сложилась: образа, зажженные свечи, маменька стоит среди комнаты, страшная, с почерневшим лицом… и проклинает! Потом: гром, свечи потухли, завеса разодралась, тьма покрыла землю, а вверху, среди туч, виднеется разгневанный лик Иеговы, освещенный молниями. Но так как ничего подобного не случилось, то значит, что маменька просто сблажила, показалось ей что-нибудь — и больше ничего. Да и не с чего было ей «настоящим о6разом» проклинать, потому что в последнее время у них не было даже предлогов для столкновения. С тех пор как он заявил сомнение насчет принадлежности маменьке тарантаса (Иудушка соглашался внутренно, что тогда он был виноват и заслуживал проклятия), воды утекло много; Арина Петровна смирилась, а Порфирий Владимирыч только и думал об том, как бы успокоить доброго друга маменьку.

М.Е.Салтыков-Щедрин, "Господа Головлевы"