— Ну откуда в Италии мята? — возразил доктор. — Видел я их Италию на карте, сапог сапогом, и все!

Г.Горин, "Формула любви" (сценарий)

   Швейцар  выпучил глаза, и было отчего:  никакого кота  у ног гражданина уже не оказалось, а из-за плеча его вместо этого уже высовывался и порывался в  магазин  толстяк в рваной кепке, действительно, немного смахивающий рожей на кота. В руках у толстяка имелся примус.
   Эта парочка посетителей почему-то не понравилась швейцару-мизантропу.

М.Б., "М. и М."

    В заключение он взял на руки Маню Беленькую, завернул ее бортами сюртука и, протянув руку и сделав плачущее лицо, закивал головой, склоненной набок, как это делают черномазые грязные восточные мальчишки, которые шляются по всей России в длинных старых солдатских шинелях, с обнаженной, бронзового цвета грудью, держа за пазухой кашляющую, облезлую обезьянку.
    — Ты кто такой? — строго спросила знавшая и любившая эту шутку Маня.
    — Сербиян, барина-а-а, — жалобно простонал в нос актер. — Подари что-нибудь, барина-а-а.
    — А как твою обезьянку зовут?
    — Матрешка-а-а... Он, барина, голодни-и-ий... он кушай хочи-и-ить.
    — А паспорт у тебя есть?
    — Ми сербия-а-ан. Дай что-нибудь, барина-а-а...
    Актер оказался совсем не лишним. Он произвел сразу много шуму и поднял падавшее настроение. И поминутно он кричал зычным голосом: "Кельнер! Шампанскава-а-al" — хотя привыкший к его манере Симеон очень мало обращал внимания на эти крики.

А.И.Куприн, "Яма"

   Я спустился на тротуар, но грузчики, взявшись за ручки на торцах, спокойно подняли ящик по ступенькам. В помощи они явно не нуждались. Вулф уже успел открыть дверь, и они вошли в дом. Мне оставалось только сторожить фургон, что я и сделал. В фургоне было еще пять ящиков, точно таких же. Один из ящиков должен был быть жутко тяжелым, даже для таких бугаев, хотя я не знал, какой именно. Оказалось, предпоследний. Когда грузчики поставили ящик на пол, один из них сказал:
   — Господи, там, наверное, свинцовые горшки!
   На что другой ответил:
   — Не-а. Золотые.

Рекс Стаут, "Звонок в дверь"

   Какое-то время Тимоти и я недоуменно глядели на ящик. Но когда мы увидели маленький лапчатый ломик, прикрепленный к крышке из грубых сосновых досок, мы больше не раздумывали Мы бросились к ящику и, орудуя ломиком, стали с треском отрывать одну доску за другой. Увлеченный, я не сразу заметил, что Агаты уже нет на крыльце, что, подкравшись, она с любопытством наблюдает за нами, и подумал, как хорошо, что она не видела гроба, когда маму увозили на кладбище, и свежей могилы, а лишь слышала слова прощания в церкви, но самого ящика, деревянного ящика, так похожего на этот, она не видела!..
   Отскочила последняя доска.
   Мы с Тимоти ахнули. Агата, стоявшая теперь совсем рядом, тоже не удержалась от возгласа удивления.
   Потому что в большом ящике из грубых сосновых досок лежал подарок, о котором можно только мечтать. Отличный подарок для любого из смертных, будь ему семь или семьдесят семь.
   Сначала просто не было слов и перехватило дыхание, но потом мы разразились поистине дикими воплями вое торга и радости.
   Потому что в ящике лежала... мумия! Вернее, пока лишь саркофаг.

Рэй Брэдбери, "Электрическое тело пою"

   Смахнув со стола чертежи, карты, агатовые шарики, стеклянные глаза-обереги, паутину и клочья пыли, старик закатал рукава.
   — Вот что радует: когда принимаешь новорожденное чудо, не нужно кипятить воду и мыть руки. Подай-ка мне вон тот свиток папируса, мальчик мой; за ним поищи штопальную иглу; достань с полки старый диплом; подними с пола упаковку ваты. Шевелись!
   — Я мигом. — Чарли бежал и приносил, приносил и снова бежал.
   Во все стороны летели засохшие веточки, пучки вербы и рогоза. Шестнадцать рук полковника сновали в воздухе и ловко орудовали шестнадцатью блестящими иголками, обрезками кожи, шорохом луговой травы, дрожью совиных перьев, искрами рыжих лисьих глаз. Сам он пыхтел и невнятно фыркал, а все восемь пар волшебных конечностей кружили и пикировали, танцевали и укладывали стежки.
   — Ну вот! — показал он кончиком носа. — На половину готово. Обретает форму. Приглядись-ка, дружок. Что здесь начинает вырисовываться?
   Обогнув стол, Чарли так вытаращил глаза, что рот открылся сам собой.
   — Да ведь... да ведь... — забормотал он.
   — Ну?
   — Это же...
   — Ну? Ну?
   — Мумия! Не может быть!
   — Может! Дьявол меня раздери, парень! Может!
   Полковник навис над столом. Погрузив пальцы глубоко внутрь своего творения, он прислушивался к его шепоту, возникшему из тростника, чертополоха и сухих цветов.

Рэй Брэдбери, «Подлинная египетская мумия работы полковника Стоунстила»