– Вашему преосвященству незачем  так  волноваться, –  сказал  Холмс, закуривая. – Дело и так совершенно ясно, и если я  интересуюсь  некоторыми деталями, то лишь из чистой любознательности.  Впрочем,  если  не  хотите рассказывать, то давайте расскажу я, и  тогда  вы  увидите,  как  мало  вы можете скрыть. Прежде  всего,  вы  трое –  то  есть  вы,  Уильямсон,  вы, Каррутерс, и Вудли – приехали из Южной Африки в надежде на...
     – Ложь номер один! – закричал священник. – Я увидел их в  первый  раз два месяца назад и никогда не был в Африке. Скушайте на здоровье,  дорогой мистер Не-суйте-нос-в-чужие-дела!
     – Да, мы познакомились только два месяца назад, – сказал Каррутерс.
     – Хорошо, значит, вы двое приехали из Африки.  Его  преосвященство  – продукт отечественного производства. В Южной  Африке  вы  были  знакомы  с Ральфом Смитом. У вас были основания  предполагать,  что  он  не  протянет долго. Вы разузнали, что наследство его  должна  получить  племянница.  Ну как, все правильно?
     Каррутерс кивнул, а Уильямсон опять разразился проклятиями.

А.Конан Дойл, "Одинокая велосипедистка"

     НАЧАЛЬНИК СТРАЖИ. Каково почивать изволили?
     ЦАРЬ. И не спрашивай. Всю ночь то пожар, то потоп снился.  Что  бы  это такое значило? Ну-ка, скороход, дай мне сонник.  Сейчас  поглядим,  что  там прописано.
     СКОРОХОД. Слушаю-с, ваше величество. (Подает толстую книгу.)
     ЦАРЬ. На букву  "П".  "Пожар  –  к  потопу".  А  потоп?..  "Потоп  –  к пожару"!.. Благодарствуйте! Растолковали  (Швыряет  сонник.)

С.Я.Маршак, "Горя бояться – счастья не видать"

Этот мир придуман не нами,
Этот мир придуман не мной!

Пела Пугачева в самый что ни на есть застой. Странное время было: вот чувствовалось, что где-то что-то есть! А что - неизвестно!

— Я — это я! А вы?
— А мы другие!
— Я — это я! А вы?
— А мы не те.
— Я в небесах!
— Мы люди небольшие, в землю глядим и не на высоте.

— Я как скажу, так сразу будет дело!
— Мы — как один, все сразу за тобой.
— Я не ищу спокойного удела.
— Мы — как один, и сразу всей толпой.

— Я все могу!
— Мы тоже что-то можем.
— Я все хочу!
— И мы всего хотим.
— Все как один...
— Да, да — мы все поможем.
— Смело вперед!
— Мы лучше постоим.

— Я — это я!
— Да, да, мы всё слыхали.
— Я — это мы! А вы?
— А мы — не те.
— Я в небесах!
— Мы ж ясно вам сказали: в землю глядим и не на высоте.

— Эй, кто-нибудь!
— Да, да — мы все на месте.
— Смело вперед! Забудем про вчера!
— Вы — в небесах, а мы внизу, но вместе.
— Вы — где-то там, а нам домой пора.

Леонид Сергеев

Земля тряслась — как наши груди,
Смешались в кучу кони, люди,
И залпы тысячи орудий
Слились в протяжный вой...

М.Ю.Лермонтов, "Бородино"

    Держась рукой за воображаемую цепочку и в то же время оскаливаясь, приседая, как мартышка, часто моргая веками и почесывая себе то зад, то волосы на голове, актер пел гнусавым, однотонным и печальным голосом, коверкая слова:
       
       Малядой кизак на война пишол,
       Малядой баришня под забором валаится,
       Айна, айна, ай-на-на-на, ай-на на-на-на.
       
       В заключение он взял на руки Маню Беленькую, завернул ее бортами сюртука и, протянув руку и сделав плачущее лицо, закивал головой, склоненной набок, как это делают черномазые грязные восточные мальчишки, которые шляются по всей России в длинных старых солдатских шинелях, с обнаженной, бронзового цвета грудью, держа за пазухой кашляющую, облезлую обезьянку.
       — Ты кто такой? — строго спросила знавшая и любившая эту шутку.
       — Сербиян, барина-а-а, — жалобно простонал в нос актер. — Подари что-нибудь, барина-а-а.
       — А как твою обезьянку зовут?
       — Матрешка-а-а... Он, барина, голодни-и-ий... он кушай хочи-и-ить.
       — А паспорт у тебя есть?
       — Ми сербия-а-ан. Дай что-нибудь, барина-а-а...

А.И.Куприн, "Яма"

Сегодня поутру явились ко мне депутаты испанские, и я вместе с ними сел в карету. Мне показалась странною необыкновенная скорость. Мы ехали так шибко, что через полчаса достигли испанских границ. Впрочем, ведь теперь по всей Европе чугунные дороги, и пароходы ездят чрезвычайно скоро.

Н.В.Гоголь, "Записки сумасшедшего"

   Наденька, наконец, уступает, и я по лицу вижу, что она уступает с опасностью для жизни. Я сажаю ее, бледную, дрожащую в санки, обхватываю рукой и вместе с нею низвергаюсь в бездну.
   Санки летят, как пуля. Рассекаемый воздух бьет в лицо, ревет, свистит в ушах, рвет, больно щиплет от злости, хочет сорвать с плеч голову. От напора ветра нет сил дышать. Кажется, сам дьявол обхватил нас лапами и с ревом тащит в ад. Окружающие предметы сливаются в одну длинную, стремительно бегущую полосу... Вот-вот еще мгновение, и, кажется, — мы погибнем.
   — Я люблю вас, Надя! — говорю я вполголоса.
   Санки начинают бежать все тише и тише, рев ветра и жужжанье полозьев не так уж страшны, дыхание перестает замирать, и мы, наконец, внизу. Наденька ни жива, ни мертва. Она бледна, едва дышит... Я помогаю ей подняться.

А.П.Чехов, "Шуточка"

   Дурак не выносит никаких шероховатостей мысли, никаких невыясненных вопросов, никаких нерешенных проблем. Он давно уже все решил, понял и все знает. Он — человек рассудительный и в каждом вопросе сведет концы с концами и каждую мысль закруглит.
...
   Иногда дурак и веселится. Но, конечно, в положенное время и в надлежащем месте. Где-нибудь на именинах.
   Веселье его заключается в том, что он деловито расскажет какой-нибудь анекдот и тут же объяснит, почему это смешно.

Тэффи, "Дураки" (ох, да простит меня Лев Николаевич за такую ассоциацию!)