Я уставился на яйцо, которое лежало у меня на руке и давило на нее, а Мак-Грегор кисло усмехнулся:
      — Бросьте его, — сказал он.
      Я только взглянул на него, а он взял яйцо у меня из руки и уронил его сам.
      Яйцо тяжело шлепнулось на землю. Оно не разбилось. Не разбрызгалось каплями белка и желтка. Оно просто лежало на том месте, куда упало.
      Я снова поднял его. Белая скорлупа раскололась в том месте, где яйцо ударилось о землю. Осколки отлетели, и изнутри светилось что-то тускло-желтое.
      У меня задрожали руки. Непослушными пальцами я все же облупил еще немного скорлупы и уставился на это желтое.
      Никаких анализов не требовалось. Я и так понял, что это такое.
      Передо мной была Гусыня!
      Гусыня, Которая Несла Золотые Яйца!
      Вы мне не верите. Я знаю. Вы решили, что это очередная мистификация.
      Очень хорошо! Я и рассчитывал, что вы так подумаете. Позже я объясню, почему.

А.Азимов, "Паштет из гусиной печенки"

И меня — окровавленного,
Всенародно прославленного,
Прям как был я — в амбиции
Довели до милиции.

И, кулаками покарав,
И попинав меня ногами,
Мне присудили крупный штраф —
За то, что я нахулиганил.

В.С.Высоцкий

   Рассыпая любезности и пожимая ручки дамам, Румата мало-помалу продвигался в первые ряды разряженной, надушенной, обильно потеющей толпы. Благородное дворянство вполголоса беседовало. «Вот-вот, та самая кобыла. Она засекалась, но будь я проклят, если не проиграл ее тем же вечером дону Кэу...», «Что же касается бедер, благородный дон, то они необыкновенной формы. Как это сказано у Цурэна... М-м-м... Горы пены прохладной... м-м-м... нет, холмы прохладной пены... В общем, мощные бедра», «Тогда я тихонько открываю окно, беру кинжал в зубы и, представьте себе, мой друг, чувствую, что решетка подо мной прогибается...», «Я съездил ему по зубам эфесом меча, так что эта серая собака дважды перевернулась через голову. Вы можете полюбоваться на него, вон он стоит с таким видом, будто имеет на это право...», «А дон Тамэо наблевал на пол, поскользнулся и упал головой в камин...», «...Вот монах ей и говорит: «Расскажи-ка мне, красавица, твой сон...» га-га-га!..»
   Ужасно обидно, думал Румата. Если меня сейчас убьют, эта колония простейших будет последним, что я вижу в своей жизни. Только внезапность. Меня спасет внезапность. Меня и Будаха. Улучить момент и внезапно напасть. Захватить врасплох, не дать ему раскрыть рта, не дать убить меня, мне совершенно незачем умирать.

АБС, "Трудно быть богом"

Во время одной из лекций по русской литературе, которую Набоков читал в Корнелльском университете, Владимир Владимирович выключил весь свет и закрыл ставни. В аудитории стало совсем темно

- Это, - сказал Набоков, включив один светильник, - это Пушкин

- Это, - и он зажег лампочку в другом углу, - это Гоголь

- Это, - Набоков включил настольную лампу, - это Чехов

- А вот это... при этих словах Набоков открывал настежь все окна так, что помещение залилось светом, - это Лев Николаевич Толстой.

Дмитрий Чернышев    "Как люди думают"

В те дни у меня не было денег на покупку книг. Я брал книги на улице Одеон, 12, в книжной лавке Сильвии Бич "Шекспир и компания", которая одновременно была и библиотекой. После улицы, где гулял холодный ветер, эта библиотека с большой печкой, столами и книжными полками, с новыми книгами в витрине и фотографиями известных писателей, живых и умерших, казалась особенно теплой и уютной.
Когда я впервые пришел в в лавку, я держался очень робко - у меня не хватало денег, чтобы записаться в библиотеку. Сильвия сказал, что я могу внести залог позже, когда мне будет удобнее, завела на меня карточку и предложила взять столько книг, сколько я захочу.
У нее не было никаких оснований доверять мне. Она меня не знала, адрес же, который я ей назвал, - улица Кардинала Лемуана, 74 - говорил только о бедности. И все-таки Сильвия была мила, обаятельна и приветлива, а за ее спиной поднимались к потолку и тянулись в соседнюю комнату, выходившую окнами во двор, бесчисленные книжные полки сов сем богатством ее библиотеки.
Я начал с Тургенева и взял два тома "Записок охотника" и, если не ошибаюсь, один из ранних романов Д.-Г, Лоуренса "Сыновья и любовники", но Сильвия предложила мне взять еще несколько книг. Я выбрал "Войну и мир" в переводе Констанс Гарнетт и Достоевского "Игрок" и другие рассказы".

Эрнест Хемингуэй    "Праздник, который всегда с тобой"