Заняв трон, то есть сделавшись полноправным хозяином дворца, ты обнаружил, что дворец-то тебе чужой. В последний раз ты прошествовал по нему под факелами и опахалами во главе торжественной процессии по случаю коронации. Потом удалился в этот зал. Выходить теперь отсюда было бы неосмотрительно, вдобавок это нарушило бы правила дворцового этикета. Зачем, спрашивается, царю шататься по коридорам, офисам, кухням? Тронный зал – твой, другого места во дворце у тебя нет.

Итало Кальвино    "Под солнцем ягуара"

   – Хо! – сказал позади голос Юры.
   Жилин обернулся. В рубку входил Юра, заспанный и очень обрадованный.
   – Вы тоже на «Кольцо-2»? – спросил он.
   Быков дико взглянул на него.
   – Химмельдоннерветтер! – прошептал капитан Корф. Он тоже начисто забыл о Юре. – Пассажиер! Ф-в каюта! – крикнул он грозно. Его рыжие бакенбарды страшно растопырились.

АБС, "Стажеры"

        Как некий, добивающийся форстмейстерского звания шваб  Андреас  Гольце, ненароком к возлюбленной своей, девице изрядного  поведения,  вошел  и  оную увидев за обеденным столом сидящую  и  свой  аппетит  внутренностию  жареной бекасины — в то время удовлетворяющую, так приветствовал: "О Амалия! если бы я был бекасиною,  то, уповаю, всю тарелку вашу  своими  внутренностями  чрез край переполнил бы!"  На что случившийся при том Амальин  родитель,  главный  лесничий магдебургских лесов,  Карл-Фридрих  Венцельроде,  незапно  с  места  вскочив, учал того Гольце медным шомполом по темени  барабанить  и,  изрядно оное размягчив,  напоследок  высказал:  "Тысячу  зарядов  тебе  в  поясницу, негодный молодой человек! Я полагал доселе, что ты  с  честными  намерениями к дочери моей прибегаешь!"

Козьма Прутков, "Выдержки из записок моего деда"

Он пушку заряжал,
Ой, ладо, гей люди!
И песню распевал,
Ой, ладо, гей люди!
     
Снаряд вдруг пронесло,
Ой, ладо, гей люди!
Башку оторвало,
Ой, ладо, гей люди!
     
А он все заряжал,
Ой, ладо, гей люди!
И песню распевал,
Ой, ладо, гей люди!

А это аналогичная ситуация в интерпретации Швейка и Марека

Белые крейсера неясно брезжили в сиреневых сумерках. Корабли, как заядлые сплетники, переговаривались меж собою короткими и долгими проблесками сигнальных прожекторов. Стерильно-праздничная окраска крейсеров заставила Панафидина вспомнить визит англичан – у них крейсера были грязно-серые, даже запущенные, но зато в отдалении они сливались с морским горизонтом. Поговаривали, что адмирал Хэйхатиро Того уже начал перекрашивать японские корабли в такой же цвет…

В. Пикуль       "Крейсера"

     — Простите, что заслонил от вас огонь, Уэллер, — сказал мистер Такль  с фамильярным кивком. — Надеюсь, вам не холодно, Уэллер?
     — Ничуть, — отвечал Сэм. — Нужно быть очень  зябким,  чтоб  чувствовать холод, когда стоишь перед таким адским пламенем. Вы сберегли бы немало угля, если  бы  вас  посадили  за  каминную  решетку  в   приемной   какого-нибудь общественного учреждения.
     Так как этот выпад, по-видимому, таил в себе намек на малиновую  ливрею мистера Такля, то сей джентльмен на несколько секунд  принял  величественный вид, но потом, отодвинувшись от камина, принужденно улыбнулся и заметил, что это было сказано неплохо.

Ч.Диккенс, "Посмертные записки..."

   2-я к у р о р т н и ц а. А  почему у  меня за  едой, между  восьмым и  девятым блюдом, появляются меланхолические мысли?
   Д о к т о р. Какие, например?
   2-я к у р о р т н и ц а. Ну,  мне вдруг  хочется удалиться  в  пустыню  и  там предаться молитвам и посту.
   Д о к т о р. Пройдет.

Е.Шварц, "Тень"