Козырь не двинулся. Только задняя, наколотая лапка задергалась, как во сне, побежала.
— Тикай, поймают! — Мясник ожег его еще раз.
Козырь едва слышно взвизгнул.
— Не любит! — сказал маляр.
— Он, наверное, утомился, — сказал Славик. Он оглянулся по сторонам, и его вдруг поразило, что все лица в толпе были похожи друг на друга.
— Затравили, — сказал Кулибин с сожалением. — Все.
Петля резко натянулась. Козырь ослепительно отчетливо ощутил, что жизнь его обрывается. Он решил защищаться сам до последнего. Но он был деликатный песик и не умел постоять за себя. Единственно, на что он отважился, когда его выволакивали, — укусил корзинку, и то так, чтобы ей не было больно.
Палка подняла его высоко над землей. Петля сдавила шею. Все четыре лапы, каждая на свой манер, забились в воздухе.
— Гляди, Огурец, вон он сальто крутит, — сказал Таракан.
Козырь этого уже не слышал...

Сергей Антонов, "Царский двугривенный".

Пожалуй, пора переводить его из полузабытых - в забытые писатели... да и то. Известным он был лишь короткие времена "Васьки". В перестройку. И все. А жаль. Мне он запомнился конечно, "Васькой" и вот этой вот укушенной корзинкой. Так, чтоб ей не было больно....

Некоторое время Булгаков молча настороженно ходил вокруг Маяковского, не зная, как бы его получше задрать. Маяковский стоял неподвижно, как скала. Наконец Булгаков, мотнув своими блондинистыми студенческими волосами, решился:
— Я слышал, Владимир Владимирович, что вы обладаете неистощимой фантазией. Не можете ли вы мне помочь советом? В данное время я пишу сатирическую повесть, и мне до зарезу нужна фамилия для одного моего персонажа. Фамилия должна быть явно профессорская.
И не успел ещё Булгаков закончить своей фразы, как Маяковский буквально в ту же секунду, не задумываясь, отчетливо сказал своим сочным баритональным басом:
— Тимерзяев.
— Сдаюсь! — воскликнул с ядовитым восхищением Булгаков и поднял руки.
Маяковский милостиво улыбнулся.
Своего профессора Булгаков назвал: Персиков.

Катаев, "Трава забвения"

Боб Тидбол уложил добычу в мешок и крепко завязал его веревкой. Подняв глаза, он увидел дуло сорокапятикалиберного кольта, из которого целился в него бестрепетной рукой Акула Додсон.
- Брось ты эти шуточки, - ухмыляясь, сказал Боб. - Пора двигаться.
- Сиди, как сидишь! - сказал Акула. - Ты отсюда не двинешься Боб. Мне очень неприятно это говорить, но место есть только для одного. Боливар выдохся, и двоих ему не снести.
- Мы с тобой были товарищами целых три года, Акула Додсон, - спокойно ответил Боб. - Не один раз мы вместе с тобой рисковали жизнью. Я всегда был с тобою честен, думал, что ты человек. Слышал я о тебе кое-что неладное, будто бы ты убил двоих ни за что ни про что, да не поверил. Если ты пошутил, Акула, убери кольт и бежим скорее. А если хочешь стрелять стреляй, черная душа, стреляй, тарантул!
Лицо Акулы Додсона выразило глубокую печаль.
- Ты не поверишь, Боб, - вздохнул он, - как мне жаль, что твоя гнедая сломала ногу.

ОГенри, "Дороги, которые мы выбираем"

Прямо из зеркала трюмо вышел маленький, но необыкновенно широкоплечий, в котелке на голове и с торчащим изо рта клыком, безобразящим и без того невиданно мерзкую физиономию. И при этом еще огненно-рыжий.

− Я, − вступил в разговор этот новый, − вообще не понимаю, как он попал в директора, − рыжий гнусавил все больше и больше, − он такой же директор, как я архиерей!

− Ты не похож на архиерея, Азазелло, − заметил кот, накладывая себе сосисек на тарелку.

− Я это и говорю, − прогнусил рыжий и, повернувшись к Воланду, добавил почтительно: − Разрешите, мессир, его выкинуть ко всем чертям из Москвы?

− Брысь!! − вдруг рявкнул кот, вздыбив шерсть.

И тогда спальня завертелась вокруг Степы, и он ударился о притолоку головой и, теряя сознание, подумал: "Я умираю…»

Но он не умер. Открыв слегка глаза, он увидел себя сидящим на чем-то каменном. Вокруг него что-то шумело. Когда он открыл, как следует, глаза, он увидел, что шумит море, и что даже больше того, − волна покачивается у самых его ног, и что, короче говоря, он сидит на самом конце мола, и что под ним голубое сверкающее море, а сзади − красивый город на горах.

Не зная, как поступают в таких случаях, Степа поднялся на трясущиеся ноги и пошел по молу к берегу.

МиМ

— Послушай-ка, — сказал мне в спину Штамп, — я на твоем месте не пошел бы в понедельник на работу.
— Ясное дело, — отозвался я, — понедельник — день бездельник, только таким, как ты, на работе и место. Ну да ладно, выкладывай, чего там тебе удалось разнюхать.
Штамп злорадно ухмыльнулся. Я понял, что он и правда узнал какую-то неприятную для меня новость.
Кейт Уотерхаус, "Билли-враль".

А таких новостей у Билли была пропасть... но в конце концов он ушел от них в свою страну Амброзию. В отличие от "Кондуита и Швамбрании", чьи герои ушли в реал. А Билли не смог.
Эх! Прочту ли я "Билли-враль на Луне"? Ведь это окончание сюжета!

Мазаться в каптерке было стремновато, мог зайти кто-нибудь из препов. Поэтому ширяльными местами были избраны чердак и сортир.
Ублаготворившись, Седайко Стюмчек и Чевеид Снатайко шли работать. Они доходчиво втолковывали безмозглым студакам основы химии и ждали конца рабочего дня.

Баян Ширянов, "Низший пилотаж".
Страшная книга, написанная в виде наркоманских баечек, наполненная матом и жаргоном наркоманов. Вот за эту многогранность ее и издали, за это она и популярна.