Ты не достроил на песке безумно дивный, чудный город.
Я спешил к тебе, но он, увы тебе уже не был дорог.
Ты забыл бы постепенно обо мне.
Но я достроил все же твой безумно дивный, чудный город.
Ты пошел войной на мой безумно дивный, мудрый город.
Ты сравнял с песком мой безупречно дивный, чудый город.
Ты забудешь постепенно обо мне.

А я построю снова мой безумно дивный, чудный город.
Ты с головой ушел в войну, твои глаза сжигает порох.
А я открыл окно, быть может ты услышишь звуки хора.
И забудешь постепенно о войне.
И миллионами огней тебя прельстит мой чудный город.
Ты не достроил на песке безумно дивный чудный город...

П.Кашин

Улицы были мокрые, сырые, пустые, в палисадниках тихо гибли яблони: от сырости. Виктор впервые обратил внимание на то, что некоторые дома заколочены. Городок все-таки сильно переменился — покосились заборы, под карнизами выросла белая плесень, вылиняли краски, а на улицах безраздельно царил дождь. Дождь падал просто так, дождь сеялся с крыш мелкой водяной пылью, дождь собирался на сквозняках в белые туманные столбы, волочащиеся от стены к стене, дождь с гудением хлестал из ржавых водосточных труб, дождь разливался по мостовой и бежал по промытым между булыжниками руслам. Черно-серые туч медленно ползли над самыми крышами. Человек был незванным гостем на улицах, и дождь его не жаловал.

АБС, "Гадкие лебеди"

   Вечером Медведь вышел из своей берлоги, постоял, послушал, что говорят кругом. Все говорили про луну, что она сегодня – ах, как светит!
   — Ладно. А я могу и закрыть! — сказал Медведь.

М/ф "Как прекрасно светит сегодня луна"

Слишком я любил на этом свете
Все, что душу облекает в плоть.
Мир осинам, что, раскинув ветви,
Загляделись в розовую водь.

Много дум я в тишине продумал,
Много песен про себя сложил,
И на этой на земле угрюмой
Счастлив тем, что я дышал и жил.

Счастлив тем, что целовал я женщин,
Мял цветы, валялся на траве,
И зверье, как братьев наших меньших,
Никогда не бил по голове.

С.А.Есенин. Если не ошибаюсь, именно отсюда пошло "братья наши меньшие".

   Когда Елена обошла всех без изъятия, Морозов, пристально за ней следивший, обратился к гостям.
   – Дорогие гости, – сказал он, – теперь, по старинной русской обыклости, прошу вас, уважили б вы дом мой, не наложили б охулы на мое хозяйство, прошу вас, дорогие гости, не побрезгали бы вы поцеловать жену мою!.. Дмитриевна, становись в большом месте и отдавай все поцелуи, каждому поочередно!
   Гости благодарили хозяина. Елена с трепетом стала возле печи и опустила глаза.
   – Князь, подходи! – сказал Морозов Вяземскому.
   – Нет, нет, по обычаю! – закричали гости, – пусть хозяин поцелует первой хозяйку! Пусть будет по обычаю, как от предков повелось!
   – Пусть же будет по обычаю, – сказал Морозов, и, подойдя к жене, он сперва поклонился ей в ноги. Когда они поцеловались, губы Елены горели как огонь; как лед были холодны губы Дружины Андреевича.

Алексей Константинович Толстой, "Князь Серебряный"