Я лицо мукою мелкой побелю,
Я его покрашу яркой краской свежей,
Я себя совсем, совсем переменю...
— Здравствуйте, я снова на манеже!

Я поставлю чувства на голову с ног,
От печалей — смех, а радость — от мучений.
Буду я смешней и неожиданнее снов,
Буду интересней приключений.

Шарик, что казался сверху голубой,
Поднесу, а он — зеленый, желтый, красный.
И сомненье, радость, горе и любовь
Сделаю, как я, простым и ясным.

Если же внезапно истинную грусть
Как-нибудь случайным жестом обнаружу, —
Я подпрыгну вверх, и я перевернусь,
И тогда опять вам буду нужен.

А когда домой вернетесь поздно вы,
Спор обычный, как всегда, сменив на нежность,
Кто-нибудь заметит: а ведь клоуны правы...
— Здравствуйте, я снова на манеже!

Юрий Кукин

     А Куст кричал Соловью, чтобы тот еще крепче прижался к шипу.
     — Крепче прижмись ко мне, милый Соловушка, не то  день  придет  раньше, чем заалеет роза!
     Все крепче и крепче прижимался Соловей к шипу, и песня его звучала  все громче и громче, ибо он пел о зарождении страсти в душе мужчины и девушки.
     И лепестки розы окрасились нежным румянцем, как лицо жениха,  когда  он целует в губы свою невесту. Но шип еще не проник в сердце Соловья, и  сердце розы оставалось белым, ибо  только  живая  кровь  соловьиного  сердца  может обагрить сердце розы.
     Опять Розовый Куст крикнул Соловью, чтобы тот крепче прижался к шипу.
     — Крепче прижмись ко мне, милый Соловушка, не то  день  придет  раньше, чем заалеет роза!
     Соловей еще сильнее прижался к шипу, и  острие  коснулось  наконец  его сердца, и все тело его вдруг  пронзила  жестокая  боль.  Все  мучительнее  и мучительнее становилась боль, все громче и громче раздавалось пенье Соловья, ибо он пел о Любви, которая обретает совершенство в  Смерти,  о  той  Любви, которая не умирает в могиле.
     И стала алой великолепная роза, подобно утренней заре на востоке.  Алым стал ее венчик, и алым, как рубин, стало ее сердце.

Оскар Уайльд, "Соловей и роза"

   И повисло над степью, над самым краем солнце, красное и студеное. Жених к солнцу бежит, колпаком машет:
   — Погоди, погоди, возьми меня в зеленые луга.
   И добежал было. Вдруг выскочил из-под снега большой, косматый, крепколобый волк, доскакал большим махом до солнца, обхватил его лапами, прижался пузом, — с одной стороны, с другой приловчился и вонзил клыки в алое солнце.
   Завизжали, застучали ледяные молотки, потемнела степь, завыл мертвый лес. Соломенный жених бежать пустился, упал в снег и не помнит, что дальше было.

А.Н.Толстой, "Соломенный жених"

Ваше величество говорит: "Принцесса! Я счастлив, что вы как солнце взошли на мой трон. Свет вашей красоты осветил все вокруг". На это Принцесса отвечает: "Солнце — это вы, ваше величество. Блеск ваших подвигов затмил всех ваших соперников". Вы на это: "Я счастлив, что вы оценили меня по достоинству!" Принцесса на это: "Ваши достоинства — залог нашего будущего счастья!" Вы отвечаете: "Вы так хорошо меня поняли, что я могу сказать только одно: вы так же умны, как и прекрасны". Принцесса на это: "Я счастлива, что нравлюсь вашему величеству". Вы на это: "Я чувствую, что мы любим друг друга, Принцесса, позвольте вас поцеловать".

Е.Шварц, "Голый король"

   — До этого мне, понимаете, не приходилось видеть в этом полумертвом мире ничего такого, из-за чего можно было бы беспокоиться, ну ничего опасного.
   — Ничего? — осведомился Гаррисон.
   — Ничего! Ты об этом услышишь, когда я до этого дойду. Ну я уже совсем собрался залезть в свой спальный мешок, когда вдруг услышал какой-то дикий тарарам.
   — Что такое тарарам? — спросил Путц.
   — Он хочет сказать «Та дерар зеню», «Tasde rares ennuis», — объяснил Лерой. — Это значит «просто не знаю какой ужас».
   — Верно, — согласился Ярвис. — Я не знал, какой ужас, и вылез посмотреть. Шум был такой, как будто стая ворон расправляется с канарейками: свист, кудахтанье, карканье, щелканье, все что хочешь. Я обогнул кучу обломков. Тут-то я и увидел Твила.

Стенли Вейнбаум, "Марсианская одиссея"