Леди Осень написал(а):- Ты знаешь, я подумал, а вдруг я сегодня умру... ...вечером, а? Что останется? Это? Или это? Это пошло. Это бездарно. За это я уже всё получил. Докатился. Сделал женщину с веслом. Где-то есть место, где, видишь ли, без неё не могут обойтись. А некоторые медведей делают, баранов в мраморе. У меня мастерская превратилась в кормушку. Ты посмотри... Стоят какие-то мертвецы. Искусство должно быть живое, настоящее, чтобы душу волновало, чтобы каждый мог постоять и подумать. А это что? Пошлость, ряженые. Жалкая подделка под правду.
- Что произошло?
- Я сегодня был у Бориса в мастерской. Был по секрету от него, как трус. Нет, я не потрясён, я раздавлен. Всю жизнь я только и делал, что собирался сделать что-то. А Борис... Борис делает! Вот правда жизни: те же люди, те же образы? Но как сделаны... Нужно начинать всё сначала и честно.
Геннисон прошел несколько шагов и остановился перед белой небольшой статуей, вышиной не более трех футов. Модель Ледана, которого он сразу узнал по чудесной легкости и простоте линий, высеченная из мрамора, стояла меж Пунком и жалким размышлением честного, трудолюбивого Пройса, давшего тупую Юнону с щитом и гербом города. Ледан тоже не изумил выдумкой. Всего-навсего — задумчивая фигура молодой женщины в небрежно спадающем покрывале, слегка склоняясь, чертила на песке концом ветки геометрическую фигурку. Сдвинутые брови на правильном, по-женски сильном лице отражали холодную, непоколебимую уверенность, а нетерпеливо вытянутый носок стройной ноги, казалось, отбивает такт некоего мысленного расчета, какой она производит.
Геннисон отступил с чувством падения и восторга. — "А! — сказал он, имея, наконец, мужество стать только художником. — Да, это искусство. Ведь это все равно, что поймать луч. Как живет. Как дышит и размышляет".
Тогда — медленно, с сумрачным одушевлением раненого, взирающего на свою рану одновременно взглядом врача и больного, он подошел к той "Женщине с книгой", которую сотворил сам, вручив ей все надежды на избавление. Он увидел некоторую натянутость ее позы. Он всмотрелся в наивные недочеты, в плохо скрытое старание, которым хотел возместить отсутствие точного художественного видения. Она была относительно хороша, но существенно плоха рядом с Леданом. С мучением и тоской, в свете высшей справедливости, которой не изменял никогда, он признал бесспорное право Ледана делать из мрамора, не ожидая благосклонного кивка Стерса.
За несколько минут Геннисон прожил вторую жизнь, после чего вывод и решение могли принять только одну, свойственную ему, форму. Он взял каминные щипцы и тремя сильными ударами обратил свою модель в глину, — без слез, без дикого смеха, без истерики, — так толково и просто, как уничтожают неудавшееся письмо.
Александр Грин, "Победитель"
