Песнь первая

Не хочу учиться, хочу жениться.
(Д.В.Фонвизин)
Примечание автора: "Золотые слова".

Горит восток зарею новой.
Звенит будильник полчаса.
Сыр коркою своей багровой
Ласкает взор. И колбаса,
Глазами сальными сверкая,
Как одалиска молодая,
На блюде томно возлежит,
Студента взор она пленит...

О колбаса! Еда студента!
Едина ты питаешь нас!
Порой сочна, как ананас,
Порою тверже монумента...
Тобою дышит и живет
Студентов молодой народ.

Но молодой герой поэмы
Вставать не торопился. (Он
Любил поспать, как любим все мы.)
Докучный отгоняя звон,
Глаза в томленье закрывает,
Как вдруг пред бедным возникает
Сквозь безмятежных грез туман
Виденье грозное - декан!

Сверкают краги желтым блеском,
Рукою твердой он как раз
Ужасный подписал приказ,
И искры рассыпают с треском
Его орлиные глаза...
Он весь, как Божия гроза!

Герой, что сделалось с тобою?
Где безмятежной лени вид?
Как бы холодною водою
Внезапно бедный был облит.

Вскочил с постели, вмиг оделся,
Умылся и за стол уселся,
Не замечая ничего.
Декан, декан глядит в него!
И утро все безумец бедный
Куда бы взор ни обращал,
С тяжелым топотом скакал
За ним декана призрак медный:

А что всему виною?
-Пар, покрывший медный самовар!

Шумит, гремит трамвай московский,
От крика стекла дребезжат,
И долго шума отголоски
За ним по улице летят.
Но кто всех яростней дерется?
Чей глас всех громче раздается?
То горемычный наш герой
Висит, держась одной рукой.
Друзья толкучего трамвая!
Пока он там шумит, орет,
(Хотя билета не берет),
Томить вас доле не желая,
Без промедлений, сей же час
С героем познакомлю вас.

Неглинкин, добрый мой приятель,
Мехматской нивы лучший цвет,
Гурса, Привалова читатель,
Танцор, проказник и поэт,
Был москвичом. Из школы средней
Унес он, кончив класс последний,
Свой аттестат, новейший блюз,
Да слабых знаний легкий груз.
Он по-немецки еле-еле
Мог изъясняться и писать.
Умел классически списать,
(Не знал он равных в этом деле!)
Чего ж еще? Мехмат решил,
Что он умен и очень мил.

К безделью приучившись в школе,
Себя он здесь не утруждал.
Во время лекции на воле
По коридорам он гулял
С лицом задумчивым и нежным.
Когда ж прогульщикам мятежным
Пришла тяжелая пора
И грозные выговора
Посыпались, худого слова
Не молвив, он на задний ряд,
Придя, садился, и подряд
Читал Бальзака и Баркова,
Спинозу, Уткина, Мюссе -
Ему любезны были все.

Неглинкин был в глазах доцентов
Неглупый малый, но ленив.
Он чтил профессоров. Студентов,
В них нрав беспечный оценив,
Считал он верными друзьями
И часто, часто вечерами
В пивной с компанией сидел,
И пиво пил, и раков ел.

(Не избегая наслаждений,
Там часто сиживал и я:
Но слабо пиво для меня!)

Но в чем он истинный был гений,
К чему стремился вновь и вновь,
Была, друзья мои, любовь.
Одетый, как московский денди,
(Иль современное - пижон),
Он вел поить дешевым бренди
Наивных дев и страстных жен.

Любил в фривольном разговоре
С лукавством тайным в томном взоре,
Удачный улучив момент,
Ввернуть двузначный комплимент.

Никто, как он, не мог умело
С ученым видом знатока
Болтать о том, о сем, пока
В огромном парке не темнело.
И, наконец, под рокот струй,
С губ алых выпить поцелуй.

Однако долго мы болтали.
Куранты бьют девятый раз.
Пока мы вам тут рисовали
Портрет героя без прикрас,
Трамвай по Моховой тащился,
Евгений с нетерпеньем злился,
И подтолкнуть желал бы он
Ползущий медленно вагон...
Но вот он, дом голубоватый,
Евгений на часы глядит
Но вот прыжок, но вот летит!
Летит Шершевского гранатой.
И, в мыслях рассыпая мат,
Вступил Неглинкин на мехмат.

Песнь вторая

Оставь надежду всяк сюда входящий. (Данте)

Звенит звонок. Толпой нестройной
Студенты медленно бредут
К дверям. Прогульщик беспокойный,
Презрев учебы славный труд,
Всех встречных на пути толкая,
Летит, как серна молодая,
По длинной лестнице в буфет,
Желая свой запутать след...

Еще один, еще... с дифуров,
С анализа, с ТФКП,
Бегут они. Кто раб амуров,
Кто устремляется к толпе,
Буфет набившей. Тяжкой тучей
Отряды вольницы летучей,
У стойки яростно крича,
Ножами рубятся сплеча.

Там бой идет за ложки чайны,
Там, жадно разевая рот,
Рвут два студента бутерброд.
Тот, завтрак получив случайно,
Не прожевав, глотает вдруг,
Пока не вырвали из рук.

Но возвратимся вновь к герою.
Вон, словно туча саранчи,
Рой опоздавших мчит стрелою.
Меж них Неглинкин. Проскочив
Пред носом лектора, садится
И вид принять ученый тщится.
Но безуспешно. Он попал,
Как Чацкий, с корабля на бал, -

Еще в глазах горит отвага,
Угроза в сжатом кулаке,
Но уж перо дрожит в руке
И перед ним лежит бумага.
Он чертит сложных формул тьму,
Не понимая, что к чему.

Но скоро чувства в нем остыли,
Он стал рассеянней писать.
Ему дурным примером были
Соседи. Он закрыл тетрадь,
На стуле томно растянулся,
Взглянул на доску, усмехнулся,
На лектора рукой махнул,
Отворотился и вздохнул
И молвил: "Всех пора на смену,
Науки долго я терпел,
Но и анализ надоел."
Хандру свою обыкновенну
Почуяв вновь, зевнув, он стал
Осматривать знакомый зал.

Прекрасный зал (он был построен
Во вкусе русской старины)
Высокой чести удостоен:
Мехмата гордые сыны
За потрясенными столами
Сидят нестройными рядами;
Иные на доску глядят,
Иные весело галдят...

Но почему, читатель спросит,
О юных девах слова нет?
Где пол прекрасный? Он приносит
Нам столько радостей и бед!
Так отчего же из поэмы,
Которую с восторгом все мы
Читаем, не глядит на нас
Лукавство темно-карих глаз?

Сказать по правде, мы робеем
Петь деликатный сей предмет,
Но коль пути иного нет,
Что ж, мы напишем, как умеем.
Но нам кончать приходит срок,
Тем более, звенит звонок.

Песнь третья

Люблю тебя, Петра творенье.
(А.С. Пушкин)

Как звать ее? Марусей? Аней?
Ба! Таней! - Именем таким
Страницы нашего романа
Не первые мы освятим.
Оно приятно, очень звучно,
И с ним должны быть неразлучны
Печальный нрав и томный вид,
Зелено-желтый цвет ланит,
Простуда при любой погоде,
Трех нянь докучливый надзор,
Роман Жанлис и прочий вздор,
Но нынче все это не в моде,
И девушка в наш юный век -
Вполне нормальный человек.

Итак, она звалась Татьяной.
Ее восторженный поэт
Сравнить решился бы с Дианой.
И алых губок яркий цвет,
И глаз лазурное сиянье,
И груди томной трепетанье -
Все взоры привлекало к ней.
Она была всего милей,
Когда на лекции сидела
И, чуть головку наклонив,
Спеша, писала вкось и вкривь,
Меж тем, как вкруг нее гудела
Толпа студентов. Как пчела,
Она прилежная была.

Неглинкин стройностию стана
И блеском хладного ума
Мечты невинные Татьяны
Смутил. Не ведая сама,
Она уже его любила,
Когда, стыдясь себя, следила
Из-под опущенных ресниц,
Как между тривиальных лиц
Являлся бледный лик героя,
Такой изящный и простой,
Такой печальный и немой...

И вот в ней сердце молодое
Забилось страстно, и само
Ей шепчет нежное письмо.

Письмо Татьяны предо мною,
Вот я в руке его держу,
Читаю с тайною тоскою,
Но вам его не покажу.
Вам не понять ни юный трепет,
Ни свежих чувств невинный лепет,
Сердечных мук, огня в крови -
Вам не понять ее любви!

Как тонко мысль ее являла
Себя среди неровных строк,
Как был изящен нервный слог,
Когда она ему писала
И предлагала щедрый дар:
Конспект и сердца первый жар.

Неглинкин, кавалер умелый,
Видавший виды ловелас,
Конверты с подписью несмелой
Вскрывал уверенно не раз.
И Тани милое признанье
Его усталое вниманье
Не приковало. Даже взять
Он отказался и тетрадь,
Решив: "Какого черта, право:
Зачем мне бабская мазня?
Компрометирует меня!
Я без конспекта сдам на славу!"
И вот, когда звонок запел,
К Татьяне наш герой подсел.

И молвил: "Вы ко мне писали.
Я очень тронут и польщен,
Но, понимаете, едва ли
Для чувств высоких я рожден.
А что касается тетради -
Зачем она? Потехи ради...
Ведь я анализ не учу
И заниматься не хочу."

"Ах, Женя, - Таня отвечала,
Печально голову склоня, -
Ну пусть не любишь ты меня,
Но чем тетрадь тебе мешала?
Вчера вот у доски не взял
Ты очень легкий интеграл."

"Быть можно дельным человеком
И интегралы не решать.
К чему напрасно спорить с веком,
Зачем других опережать?
Мне опостылели науки,
Меня тошнит от этой скуки.
Ну, что ты мне конспект суешь?
Ему цена-то - медный грош!
Пусть знания мои хромают,
Но погоди - придет зима,
И убедишься ты сама,
Как я "отлично" нахватаю."

И, бросивши тетрадь на стол,
В пивную наш герой пошел.

Едва дыша, от оскорбленья,
Как мрамор критский, побелев,
Внимала Таня, без движенья,
С трудом свой сдерживая гнев,
Евгения обидной речи.
Лишь тихо вздрагивали плечи,
И непослушная слеза
Едва туманила глаза.

Когда ж Евгений удалился,
Она склонилася к рукам,
И сразу по ее щекам
Поток алмазный покатился.
Любви и горечи полна,
Так долго плакала она.

А наш герой, собой довольный,
Надев потертый редингот,
Вдоль по Тверской походкой вольной
В бар, что на Пушкинской, идет.
И там за кружкою пивною,
Компаньей окружен хмельною,
Он с легким смехом рассказал,
Как ловко Таню отчитал.
Теперь ты видишь, мой читатель:
Евгений поступил, как хам,
Его за то ругал я сам,
И мне он больше не приятель.
Мне тошно про него писать,
К тому и песнь пора кончать.

Песнь четвертая. Экзамен

Зима. Студенты, нос повесив,
В читальню обновляют путь.
По градам вольным и по весям
Молва: "Экзамены грядут."
И лишь известье прокатилось,
Как разом все зашевелилось.

Все ближе, ближе этот шум...
Студент становится угрюм,
Теряет аппетит, веселье,
Забросил книги и кино,
Небрит, нечесан он давно.
Прощай, привычное безделье,
Прогулов тайных тишина -
Пришли худые времена.

Теперь он, вставши спозаранку
(А как хотелось бы поспать!),
Мчит, на ходу жуя баранку,
В читальню очередь занять.
Рукав засучивая, франты,
Чихая, тянут фолианты
Из-под кровати, где зазря
Они валялись с сентября.

По залам бродит люд печальный.
Во МХАТе легче кресло взять,
Чем стул свободный отыскать
В забитой до краев читальне.
Там громкий гул и тяжкий дух.
Чтоб не заснуть, зубрят все вслух...

И я в свои младые лета
В читальне славной проводил
Ах, много кануло их в Лету
Веселых дней, но все ж мне мил
Страниц журнальных шелест нежный,
Когда рукой водя прилежной
По чистым, девственным листам
До вечера сидел я там.

И здесь, поверьте мне, впервые
Свою Адель я увидал,
Любви восторги молодые
Здесь я впервые испытал!
Я помню вечер, наши взоры
Скрестились как-то, разговоры
Сперва случайно начались,
Но между тем мы увлеклись
И полюбили. Было сладко
Когда впервые ей я взял,
Смущаясь, первый интеграл:

И до сих пор я той тетрадки
Храню поблекшие листы:
А с кем теперь решаешь ты?

Но полно сердца жар напрасный
Воспоминаньем растравлять!
Вперед же, мой рассказ бессвязный!
Теперь хочу я описать
В зеленой глубине читальни -
Забытый всеми угол дальний,
Где мой Евгений за столом
Сидит с измученным лицом.
С утра он ворох книг листает,
То чертит чисел длинный ряд,
То пишет формулы подряд
И ничего не понимает...
Разочарованный и злой,
Идет в одиннадцать домой.

Нет, поздно! Видит мой Евгений,
Что времени отрезок мал.
И хоть по-прежнему в свой гений
Он верить не переставал,
Хотя он был все в той же мере
В своих способностях уверен,
И гордость ложная ему
Досель с вопросом ни к кому
Не позволяла обратиться -
Теперь он ясно осознал:
"Конспект - иль завтра я пропал!"
И уж по лестнице он мчится,
Не уставая повторять:
"Тетрадь, полцарства за тетрадь!"

Вы догадались уж заране,
Куда помчался наш герой.
К ней, к ней - к отвергнутой Татьяне!
Смотри, не поздно ль, милый мой?
Не без жестоких колебаний,
Мучений гордости, страданий,
Себя переборовши, он
Пришел к Татьяне на поклон.

И вот с поникшей головою
Он перед Танею стоит
И, запинаясь, говорит:
"Да, виноват я пред тобою.
Был груб и низок мой ответ,
Я знаю, мне прощенья нет.
Но ты своей душою чуткой
Должна простить, должна понять.
Спаси меня из бездны жуткой,
Верни мне жизнь, - дай мне тетрадь!"

Татьяна холодно внимала
Ему и с болью вспоминала
Те дни, когда была она
В такого типа влюблена.
Потом промолвила сурово:
"Теперь иные времена,
Тетрадь другому отдана!"

И больше не сказав ни слова,
С поднятой гордо головой
Ушла. Остался наш герой...
Ушла последняя надежда,
И лик грядущего суров:
Стоит беспомощный невежда
Перед толпой профессоров.
Теперь на их проспекте праздник.
Кричат: "Попался, безобразник!
Ужо, разбойник, будешь знать,
Как нам на лекциях мешать!
А ну, возьмем его в работу!"
Тут страшный гул по всем прошел,
И тащат длинный черный кол...
Евгений вскрикнул и по поту,
Покрывшему его главу,
Понял, что бредил наяву.

Занесена уж рока палка:
Экзамен завтра - он пропал!?
Не тут-то было! Он шпаргалку
Всю ночь до утра составлял.
Наутро казнь. Но без боязни
Он мыслит об ужасной казни:
Шпаргалка вышла хороша.
О, как поет его душа,
Когда трепещут под руками
Два листика, куда вписал
Он многих лекций матерьял
Миниатюрными значками.
И, спрятав бережно на грудь
Шпаргалку, он пустился в путь.

Идет, на мертвеца похожий,
Вдаль устремив застывший взгляд.
И долго встреченный прохожий
Глядит испуганно назад.
Бежавшая спокойно кошка,
Которой лапу он немножко
Носком тяжелым отдавил,
Кричит из всех кошачьих сил.

Евгений их не замечает.
Он, белый, словно полотно,
Губами бледными одно
Определенье повторяет:
"Двух уравнений результант
Особый есть детерминант."

Но вот мехмат. Евгений мнется,
В замочну скважину глядит,
Вздохнув, рукой за дверь берется
И в залу входит. Страшный вид!
Доцент, профессор - колет, режет,
Бой, крики, плач, зубовный скрежет,
Пытаемых студентов стон -
И смерть, и ад со всех сторон.
Нет, не могу. Кладу перо я,
Чтоб описать кровавый пир,
Потребен минимум Омир...

Смутилось в голове героя,
Нетвердо он шагнул вперед,
Миг - и задание берет.
Заданье взято - жребий брошен.
Евгений сердцем вновь взыграл.
Нимало он не огорошен
Тем, что ни разу не читал
Сей теоремы. Оглянувшись
И низко над столом нагнувшись,
Шпаргалку ловко он достал
И пишет... Вдруг пред ним предстал
Профессор в гневе величавом...

Но здесь героя моего
В минуту, злую для него,
Я оставляю. Он со славой,
С позором кончил ли - как знать!
Мне завтра самому сдавать.