Цезарь (одобрительно). А, это правильный путь! Единственно возможный путь  в  конце концов! (Руфию.) Держись его, Руфий, если сумеешь.
Руфий. Да, я держусь его, Цезарь. Ты уже  давно  убедил  меня. Но  послушай  меня.  Ты  сегодня  отплываешь  в   Нумидию.   Скажи   мне,   если ты повстречаешься там с голодным  львом,  ты  не  накажешь  его,  если  он захочет тебя пожрать?
Цезарь (недоумевая, к чему все это). Нет.
Руфий. И ты не отомстишь ему за кровь тех, кого он уже успел пожрать?
Цезарь. Нет.
Руфий. Не будешь судить его за его преступления?
Цезарь. Нет.
Руфий. А что же ты сделаешь, чтобы уберечь свою жизнь от него?
Цезарь (живо). Убью его, дружище! Безо всякой злобы, точь-в-точь так же, как и он убил бы меня.

Б.Шоу, "Цезарь и Клеопатра"

Глядите! Хо! Он пляшет, как безумный.
Тарантул укусил его...
      "Все не правы"

Эпиграф к рассказу Э.По "Золотой жук"

Там много всякой всячины было, а самое интересное я прочитал, когда дошел до разделов «Предупреждение о нака­зании» и «Разговор с военнопленными или партизаном». Сплош­ные угрозы. За все смертная казнь — или расстрел, или пове­шение. «За появление на улице позже десяти вечера — рас­стрел», «За укрывательство в доме коммуниста — в скобках «партизана, военного» — смерть». Почти за все смерть пола­галась, оказывается. Даже за невыход на работу. Я теперь по­нял, что это слово означает, «Tod», которое я видел в надписи около красного рубильника. По всему было видно, что — «смерть», оно встречалось во всех почти предложениях, где речь шла о смертной казни. За любой пустяк полагалась смерть, как будто человеческая жизнь вообще ничего не стоит. Это зна­чит, если у человека испортились часы и он, не зная, что уже поздно, вышел на улицу в половине одиннадцатого, то любой патрульный мог его застрелить. Из того, что я прочитал в этом разговорнике, получалось так.

Максуд Ибрагимбеков, "За всё хорошее - смерть"

Быстрым движением он сунул одну из бумаг в широкий рукав своего халата, затем, прикрываясь начальственным недовольством, обратился к толстяку:

— А где же письмо наманганского градоуправителя?

Толстяк кинулся перебирать бумаги; письма — ясное дело — не оказалось.

— Вечно что-нибудь напутаешь или позабудешь, — брюзгливо сказал вельможа. — Пойди разыщи!

Толстяк удалился.

Выждав достаточное время, вельможа, словно бы спохватившись, воскликнул с досадой:

— Ах, забыл! Писец, беги ему вслед, скажи, чтобы заодно разыскал и донос муллы Шахимарданской мечети.

Ушел и писец.

Они остались в башне с глазу на глаз. Глухонемых палачей можно было не принимать в расчет.

— Что ты болтаешь там, гадальщик! — начальственно обратился вельможа к Ходже Насреддину. — У тебя, верно, из головы не выветрился вчерашний гашиш? Какая-то пленительная красавица, какая-то ревность, какие-то замыслы против какого-то носителя власти!

Леонид Соловьёв, "Очарованный принц"

В далёком 1977 году, защитив в конце февраля диплом, я поехал в путешествие по (тогда еще) советской Средней Азии - и до чего же было интересно узреть места, знакомые с детства по книгам Леонида Соловьева! Проезжал, помнится, и Шахимардан - сразу вспомнился "донос муллы".

Молодую жену и сирот твоих
из казны моей я пожалую,
Твоим братьям велю от сего же дня
по всему царству русскому широкому
Торговать безданно, беспошлинно.
А ты сам ступай, детинушка,
На высокое место лобное,
Сложи свою буйную головушку.
Я топор велю наточить-навострить,
Палача велю одеть-нарядить,
В большой колокол прикажу звонить,
Чтобы знали все люди московские,
Что и ты не оставлен моей милостью..."

М.Ю.Лермонтов, "Песня про купца Калашникова"