Законы Хаммурапи непосредственно вытекают из шумерской правовой традиции и являются одним из важнейших источников для изучения права и социально-экономического устройства Месопотамии того времени. В центре внимания законов хозяйственные, экономические и семейные отношения. Ограничиваются и регламентируются частнособственнические отношения, утверждается государственный контроль над хозяйственной жизнью.

Существует тема, на которую писатели говорить не любят. А именно – откуда же все-таки берутся идеи и сюжеты? Обычно либо отбрехиваются, что просто выдумывают все сами, либо начинают кивать о некоем вдохновении, приходящем свыше.
Но истина состоит в том, что ни один писатель вообще ничего не пишет сам. Тут работают совсем другие существа. Например, мне часть книг продиктовал жуткий тип в желтой маске, часть намурлыкал котенок с золотой цепочкой на шее, а рассказы, вошедшие в этот сборник, сочинил маленький зеленый гоблин, живущий в моем правом ботинке. Он часто что-нибудь такое выдумывает – а я внимательно слушаю и записываю. В левом ботинке у меня тоже живет гоблин – но его я не слушаю. Он такую чушь городит…

Историческое прошлое всегда служило важным и весьма эффективным инструментом идеологического воздействия на самые широкие слои населения, причем не только для внутреннего пользования, но и для воздействия снаружи. Ставки на исторические версии, работающие на определенные политические и другие цели, всегда были очень высокими, и потому правдивое отображение истории находится обычно на последнем месте в списке требований, предъявляемых к исторической науке, особенно той, которая может быть использована в политике. Эта идеологическая и политическая востребованность исторической науки не могла не привести к тому, что история человечества оказалась в очень большой степени фальсифицированной.
В качестве примера использования исторических событий как идеологического оружия против внешнего врага можно привести книгу Бартоломе де Лас Касаса "Очень краткий отчёт об уничтожении индейцев" ("Very brief account of the destruction of Indies"). Англичане растиражировали её так, что в те времена по тиражу это была вторая книга после библии. Для усиления эффекта они даже поменяли название на ещё более драматическое, поскольку оригинального им показалось недостаточно для своих целей: "The tears of the Indians, being a true account of the cruel massacres and slaughter of about twenty millions of innocent people", London, 1556 ("Слёзы индейцев, правдивая история о жестоких массовых убийствах и резне примерно двадцати миллионов невинных людей"), так чтобы любого читателя уж точно прошибло до самых печенок, и он навсегда возненавидел жестоких испанцев. И это англичанам во многом удалось - Испания в глазах остальных европейцев стала представляться воплощением зла, хотя отношение испанцев к индейцам было намного более гуманным, чем тех же англичан (показательна, например, широкая дискуссия в Испании, имеют ли индейцы душу - в итоге решили, что да, имеют, и это определило отношение ассимиляции, а не истребления). Те же подходы, только ещё более изощренные, сегодня используются повсеместно на регулярной основе. К слову сказать, мы все знаем, как потом сами англичане обращались с североамериканскими индейцами, и об этом тоже написана книга современником (французом), но кто о ней знает?
В отношении англичан нелишне вспомнить, как английская королева принимала дорогие подарки и деньги от головорезов-пиратов и производила их в сэры, например такого бандита как Дрейка, пролившего море крови ни в чем не повинных людей. Отголоски того наглого лицемерия можно найти даже в "Острове сокровищ" (история Бена Ганна). Хуже то, что такие двойные и тройные стандарты морали (что на деле означает отсутствие моральных устоев вообще), не только не ушли в прошлое, но получили дальнейшее развитие и вышли на качественно новый уровень. Сегодня аморальность, в разных ее формах, становится нормой. Достаточно почитать несколько выпусков английского журнала "Экономист", чтобы развеять все сомнения на этот счёт. Там, где дело касается их интересов, по-прежнему все средства хороши.

почитайте работы Фоменко, лучше первые, которые он сам написал. Коллеги Фоменко привнесли в это дело некоторую конъюнктурность, но обвинения в их адрес, во-первых, преследовали вполне понятную цель опорочить саму идею существования хронологических сдвигов, с тем, чтобы не допустить пересмотра угодной западу и некоторым другим лицам и институтам версии, а во-вторых, непомерно раздули те огрехи и спорные моменты, которые всегда присутствуют в исследованиях такого рода.

Известный французский историк Марк Блок считал, что фальсификации в истории играют не менее важную и позитивную роль, чем документы, содержащие правдивую информацию. Позитивным он находил открывающуюся возможность изучить мотивы обмана. Исследования мотивов лжи, как правило, помогают получить новые знания. «Недостаточно раскрывать обман, надо раскрывать его мотивы. Хотя бы для того, чтобы лучше его изобличить», - учил Марк Блок.

Вполне естественно, что изгнание поляков из Москвы и воцарение Романовых в 1612 году польские историки интерпретируют довольно специфично: по мнению профессора Варшавского университета Вечоркевича, в тот год 'был положен конец надеждам на создание единого русско-польского государства, которое стало бы самым сильным в Европе'. Одновременно, по мнению названного польского историка, для России 'закрылась возможность пойти европейским путем'. И, конечно же, Российская империя послепетровской эпохи прочно ассоциируется с ролью 'жандарма Европы'. Для доказательства 'исконно-агрессивных' намерений России используются откровенно двойные стандарты: например, для обозначения явлений одного порядка применительно к России и к ее западным соседям используются термины с диаметрально противоположной оценочной характеристикой. Так, согласно писаниям англоязычных русофобов, Россия только и делала, что 'захватывала', 'оккупировала' и 'аннексировала' соседние территории. В то время как Польша или, скажем, Англия никого не захватывали, а лишь 'приобретали' и 'присоединяли' те или иные земли.

В частности, по нашему мнению, В.В. Познер является ярким представителем данной группы людей. В свое время, работая в АПН, он оправдывал ввод войск Варшавского договора в Чехословакию, позднее в качестве комментатора главной редакции радиовещания на США и Англию (программа «Голос Москвы») с азартом критиковал диссидентов, в конце восьмидесятых по телемостам отстаивал преимущества социалистического строя перед капиталистическим. Свой выход из рядов КПСС Владимир Владимирович превратил в мировое шоу, причем сделал это тогда, когда данный поступок уже не был сопряжен с риском. Сейчас В.В. Познер призывает россиян каяться.

Первый «прокол»чл.-корр. РАН А. Н. Сахарова был связан с «обоснованием равноответственности» гитлеровской Германии и СССР за развязывание Второй мировой войны. Речь о том, как А.Н. Сахаров допустил неосторожность, поддержав «научный результат» В. Резуна (Суворова). Он в определенной мере согласился, что советский режим несет «значительную» ответственность «за развязывание войны в рамках концепции мировой революции». Историк Сахаров пишет: «В России эти подходы оформились, как самостоятельное научное направление и представлены группой, в том числе молодых ученых. Эти дискуссии нашли отклик на Западе». Но все наоборот, Андрей Николаевич лукавит. «Идея» принадлежит В. Резуну (Суворову), это у нас в России, а не на Западе она «нашла отклик». Книга Резуна «Ледокол» впервые была издана в России в 1992 году. Через неправительственные фонды Госдепартаментом США были вброшены серьёзные деньги, чтобы сделать «отклик» на эту книгу максимально широким. Десятки конференций в России и за рубежом, миллионные тиражи, сотни публикаций… Ельцинские власти и СМИ поощряли «идею»… На центральном телевидении выходит фильм о Викторе Резуне, где он представляется борцом с тоталитарным режимом. А ведь трезвомыслящие люди остерегали: Резун – это проект спецслужб Великобритании и США, поддержанный российскими «агентами перемен».
...
Второй прокол. В 2004 году в статье «О сталинизме» наш герой пишет: «Модным в последнее время стало отождествлять тоталитарную систему, которая сложилась в Советском Союзе при Сталине, и тоталитарную систему, которая сложилась в Германии при Гитлере. По форме здесь было много общего, много аналогий и совпадений: и однопартийная система, и вождизм, и система репрессий и бешенный идеологизм, и даже тяга, стремление к огосударствлению собственности и установление командной системы в экономике. Но люди, которые являются адептами этого отождествления, забывают о главном – о том, что у германского фашизма и советского тоталитаризма была совершенно разнородная социальная основа. Одно дело немецкий бюргер, который грозил миру после Версаля и который жаждал реванша для своей великой нации; одно дело расизм, антисемитизм, антикатолицизм германской нации. Советская же система выросла на базе тоталитарных, революционных представлений простого человека без частной собственности, вне рыночной экономики – рабочего, крестьянина-бедняка, ставших доминирующими фигурами в нашей стране. И не случайно две эти системы яростно столкнулись в период второй мировой войны».