Ну конечно, говорила ты, мальчики всегда носятся как угорелые, ломают руки и ноги и еще воображают себя героями. Да нет же, нет, мадемуазель, я заглянул далеко за пределы нашего парка! Знала бы ты, как мала, как ничтожна его сень. Ее и не заметишь на огромной планете, среди песков и скал, среди болот и девственных лесов. А знаешь ли ты, что есть края, где люди при встрече мигом вскидывают ружье? Знаешь ли ты, мадемуазель, что есть на свете пустыни, там ледяными ночами я спал под открытым небом, без кровати, без простынь…
— Вот дикарь! — говорила ты.
Как я ни старался, она оставалась тверда и непоколебима в своей вере, точно церковный служка. И мне грустно было, что жалкая участь делает ее слепой и глухой…

Антуан де Сент-Экзюпери, "Планета людей"

     — Что ты тут делаешь  в  рождественский  сочельник?  —  сурово  спросил подземный дух.
     — Я пришел рыть могилу, сэр, — заикаясь, пробормотал Гебриел Граб.
     — Кто бродит среди могил по кладбищу в такую ночь? — крикнул  подземный дух.
     — Гебриел Граб! Гебриел Граб! — взвизгнул дикий хор  голосов,  которые, казалось, заполнили кладбище.
     Гебриел пугливо оглянулся — ничего не было видно.
     — Что у тебя в этой бутылке? — спросил подземный Дух.
     — Джин, сэр, — ответил пономарь, задрожав еще сильнее, ибо он купил его у  контрабандистов,  и  ему  пришло  в  голову,  не  служит   ли   существо, допрашивающее его, в акцизном департаменте подземных духов.
     — Кто пьет джин в одиночестве на  кладбище  в  такую  ночь?  —  спросил подземный дух.
     — Гебриел Граб! Гебриел Граб! — снова раздались дикие голоса.
     Подземный дух злобно скосил глаза на устрашенного  пономаря,  а  затем, повысив голос, воскликнул:
     — И кто, стало быть, является нашей законной добычей?
     На этот вопрос невидимый  хор  ответил  нараспев,  словно  хор  певчих, поющих под мощный  аккомпанемент  органа  в  старой  церкви,  —  эти  звуки, казалось, донеслись до  слуха  пономаря  вместе  с  диким  порывом  ветра  и замерли, когда он унесся вдаль; но смысл ответа был все тот же:
     — Гебриел Граб, Гебриел Граб!

Ч.Диккенс, "Посмертные записки Пиквикского клуба"

«Милый сын, Верлиоки беги, как огня,
Бойся хватких когтей и зубов!
Бойся птицы Юб-юб и послушай меня:
Неукротно свиреп Драколов».

Льюис Кэрролл, пер. Щепкина-Куперник

На колено! За тетиву! И спускай проворно стрелы,
В тьму коварную стреми копья размах.
Но рука бессильно виснет, но душа оцепенела —
Это Страх, Охотник-крошка, это Страх!

Р.Киплинг, "Песнь маленького охотника", пер. С.Займовский.

Вообще Киплинг часто дополнял свои сказки стихами, и когда-то эти чудесные стихи присутствовали в отечественных переводах того же "Маугли" ("Книга джунглей"), одно из таких очень старых изданий у меня есть. Потом стихи стали выбрасывать... Идиоты!

   — Не могу я их сажать, — сказал пьяный голос полицмейстера. — Нет такого закона…
   — Будет, — сказал голос Росшепера. — Я депутат или нет?
   — А такой закон есть, чтобы под городом — рассадник заразы? — рявкнул бургомистр.
   — Будет, — упрямо сказал Росшепер.
   — Они не заразные, — пробормотал фальцетом директор гимназии. — Я имею ввиду, что в медицинском отношении…
   — Эй, гимназия, — сказал Росшепер, — расстегнуться не забудь.
   — А такой закон есть, чтобы честных людей разоряли? — рявкнул бургомистр. — Чтоб разоряли, есть такой закон?
   — Будет, я тебе говорю! — сказал Росшепер. — Я депутат или нет?
   «Чем бы их садануть?» — подумал Виктор.
   — Росшепер! — сказал полицмейстер. — Я тебе друг? Я тебя, подлеца, выбирал, я тебя, подлеца, на руках носил. А теперь они шляются, заразы по городу. Ничего не могу. Закона нет, понимаешь?
   — Будет, — сказал Росшепер. — Я тебе говорю, будет. В связи с заражением атмосферы…
   — Нравственной! — вставил директор гимназии. — Нравственной и моральной.
   — Что?.. В связи, говорю, с отравлением атмосферы и по причине недостаточности обрыбления прилежащих водоемов… заразу ликвидировать и учредить в отдаленной местности. Годится?
   — Дай, я тебя поцелую, — сказал полицмейстер.

АБС, "Гадкие лебеди"

— Эта роль ругательная, и я прошу ко мне её не применять! Боже, какой домик у нас! То обворовывают, то обзывают… а ещё боремся за почётное звание «дома высокой культуры быта», — это же кошмар, кошмар!

"Иван Васильевич меняет профессию"