В этом месяце Слово — Яшма. Слово — это пароль/код/сигнал, который Певцы Городов (в прошлом месяце они пропели «Опал», и я трижды воспользовался этим Словом, чтобы добыть вещи, которые, к сожалению, мне не принадлежали; даже здесь у меня не выходят из головы Певцы и их язвы) вкладывают в уста представителей вольного и озорного братства, в которое я вступил девять лет назад. Слово меняется через каждые тридцать дней и за считанные часы облетает все шесть миров и мирков. Бывает, его бормочет окровавленный подонок, падающий в ваши объятия из темного дверного проема; бывает, его шепчет вам кто-то невидимый на ночной аллее; бывает, вы прочитаете его на клочке бумаги, что сунул вам в ладонь оборванец, тотчас скрывшийся в толпе.

Истолковать Слово можно по-разному. Например:.

ПОМОГИ!

или:

МНЕ НУЖНА ПОМОЩЬ!

или:

Я НЕ МОГУ ТЕБЕ ПОМОЧЬ!

или:

ЗА ТОБОЙ СЕЙЧАС НЕ СЛЕДЯТ, ДЕЙСТВУЙ!

Последняя точка над «i». Если вы неправильно воспользовались Словом, никто не потрудится объяснить, в чем ваша ошибка. В том-то и кроется фокус — нельзя доверять тому, кто произносит Слово невпопад.

С.Дилени, "Время как спираль из полудрагоценных камней"

Я вышел на поиски Бога.
В предгорьи уже рассвело.
А нужно мне было немного —
Две пригоршни глины всего.

И с гор я спустился в долину,
Развел над рекою костер,
И красную вязкую глину
В ладонях размял и растер.

Что знал я в ту пору о Боге
На тихой заре бытия?
Я вылепил руки и ноги,
И голову вылепил я.

И полон предчувствием смутным
Мечтал я, при свете огня,
Что будет Он добрым и мудрым,
Что Он пожалеет меня!

Когда ж он померк, этот длинный
День страхов, надежд и скорбей —
Мой бог, сотворенный из глины,
Сказал мне:
— Иди и убей!..

И канули годы.
И снова —
Все так же, но только грубей,
Мой бог, сотворенный из слова,
Твердил мне:
— Иди и убей!

И шел я дорогою праха,
Мне в платье впивался репей,
И Бог, сотворенный из страха,
Шептал мне:
— Иди и убей!

Но вновь я печально и строго
С утра выхожу за порог —
На поиски доброго Бога
И — ах, да поможет мне Бог!

Александр Аркадьевич Галич, "Сто первый Псалом"

   – Пок состал клину, – проворковал доктор фон Кенигсвальд.
   – Боса сосидара гирину, – повторил «Папа» Монзано.
   На самом деле они оба сказали, каждый по-своему: «Бог создал глину». Но я не стану копировать их произношение.
   – Богу стало скучно.
   – И бог сказал комку глины: «Сядь!»
   – Взгляни, что я сотворил, – сказал бог, – взгляни на моря, на небеса, на звезды.
   – И я был тем комком, кому повелели сесть и взглянуть вокруг.
   – Счастливец я, счастливый комок.
   По лицу «Папы» текли слезы.
   – Я, ком глины, встал и увидел, как чудно поработал бог!
   – Чудная работа, бог!
   – Чудная работа, бог, – повторил «Папа» от всего сердца.
   – Никто, кроме тебя, не мог бы это сделать! А уж я и подавно!
   – По сравнению с тобой я чувствую себя ничтожеством.
   – И, только взглянув на остальные комки глины, которым не дано было встать и оглянуться вокруг, я хоть немного выхожу из ничтожества.
   – Мне дано так много, а остальной глине так мало.
   – Плакотарю тепя са шесть! – воскликнул доктор фон Кенигсвальд.
   – Благодару тебя за сести! – просипел «Папа» Монзано.
   На самом деле они сказали: «Благодарю тебя за честь!»
   – Теперь ком глины снова ложится и засыпает.
   – Сколько воспоминаний у этого комка!
   – Как интересно было встречать другие комки, восставшие из глины!
   – Я любил все, что я видел.
   – Доброй ночи!
   – Теперь я попаду на небо!
   – Жду не дождусь…
   – …узнать точно, какой у меня вампитер…
   – …и кто был в моем карассе…
   – …и сколько добра мой карасс сделал ради тебя.
   – Аминь.

Курт Воннегут, "Колыбель для кошки". Сцена "соборования" умирающего диктатора по боконистскому обряду.

     Окончив мои справки во Штоке-Ньюингтоне, я отправился в заведение торговца псов, где за полукрону приобрел себе отчаянно-борзого пса. Тотчас была сделана необходимая операция. Пес лишился оконечности своего хвоста посредством раскаленных щипцов и засечение его было так быстро, что и подозревать нельзя было о недавно совершенной отсечке.
     На другой день утром, около 11 часов, переодетый бродягой в виде собачьего вора, я стал стучаться у ворот дома г-жи Левассер.

"Записки полицейскаго" - дореволюционная книжная поделка, на обложке коей красуется в качестве автора Александр Дюма. Что, на мой взгляд, абсолютно исключено.

УЧИТЕЛЬ ТАНЦЕВ РАЗДВАТРИС. Учу не только танцам,  но  вообще  красоте,
изяществу, легкости, вежливости и поэтическому взгляду на  жизнь.  Плата
за десять танцев вперед.

Олеша, "Три толстяка".

И так, мгновенно придав  моей искаженной   бешенством   физиономии   кокетливое   выражение   добродушного лукавства, я потрепал свою супругу по одной щечке, чмокнул в  другую  и,  не произнеся ни звука (о фурии! ведь я не мог), оставил ее одну дивиться  моему чудачеству, а сам легким па-де-зефир выпорхнул из комнаты.

Э.А.По, "Без дыхания"

"... как вдруг, по моей петербургской физиономии и по костюму, весь город принял меня за генерал-губернатора. И я теперь живу у городничего, жуирую, волочусь напропалую за его женой и дочкой; не решился только, с которой начать, — думаю, прежде с матушки, потому что, кажется, готова сейчас на все услуги. Помнишь, как мы с тобой бедствовали, обедали нашерамыжку и как один раз было кондитер схватил меня за воротник по поводу съеденных пирожков на счет доходов аглицкого короля? Теперь совсем другой оборот. Все мне дают взаймы сколько угодно. Оригиналы страшные. От смеху ты бы умер. Ты, я знаю, пишешь статейки: помести их в свою литературу. Во-первых, городничий — глуп, как сивый мерин..."

Н.В.Гоголь, "Ревизор"

   — И барахло этот ТДХ, — добавил Корнеев. — Избирательность на молекулярном уровне.
   — Да-да, — сказал седовласый. — Я припоминаю. Был доклад об исследовании ТДХ. Действительно, кривая селективности не гладкая… Да. А этот… э… диван?
   — Ручной труд, — быстро сказал Роман. — Безотказен. Конструкции Льва Бен Бецалеля. Бен Бецалель собирал и отлаживал его триста лет…
   — Вот! — сказал лоснящийся Модест Матвеевич. — Вот как надо работать! Старик, а всё делал сам.

АБС, "Понедельник..."

    Указатель  Электронного  Калькулятора  Мишкиного  поведения  целую неделю стоял на отметке  "отлично",  и  мы  решили  отпраздновать  это событие.
    Люля предложила пойти на концерт Внушаемых Ощущений, я сказал, что можно посетить Музей Запахов Алкогольных Напитков, а Мишка потребовал, чтобы мы отправились в Молекулярное кафе.
    Конечно, мы поехали в кафе, потому что ведь  это  Мишка  вел  себя хорошо и было бы несправедливо лишать его права выбора.
    Мы быстро домчались туда в мыслелете. По дороге  нас  только  один раз тряхнуло, когда я подумал, что хорошо бы заскочить  на  минутку  в музей. К счастью, этого никто не заметил.
    В кафе мы направились к красному столику, но Люля сказала, что  ей больше нравится еда, синтезированная из светлой нефти, чем из темной.

Илья Варшавский, "Молекулярное кафе"