Мы едем, едем, едем
В далёкие края,
Хорошие соседи,
Счастливые друзья.

Сергей Михалков. "Песенка друзей".

... я перебрал и взвесил десятки имен, прежде  чем  остановил
свой выбор на том, которое должна была носить моя красавица яхта. Я назвал
яхту "Победа". Вот славное имя для славного корабля! Вот имя,  которое  не
стыдно пронести по всем океанам!  Я  заказал  медные  литые  буквы  и  сам
укрепил их на срезе кормы. Начищенные до  блеска,  они  огнем  горели.  За
полмили можно было прочесть: "Победа".
     И вот в тот злополучный день, под утро, я стою  один  на  палубе.  На
море штиль, порт еще не проснулся, после бессонной ночи клонит  ко  сну...
Вдруг вижу: пыхтит портовый катерокработяга, подходит прямо  ко  мне  и  -
хлоп на палубу пачку газет! Честолюбие, конечно, в известной  мере  порок.
Но все мы люди, все человеки, как говорится, и каждому  приятно,  когда  в
газете пишут про него. Да-с. И вот я разворачиваю газету. Читаю:
     "Вчерашняя авария на старте кругосветного  похода  как  нельзя  лучше
оправдала оригинальное имя, которое капитан Врунгель дал своему судну..."
     Я  несколько  смутился,  но,  признаться,  толком  не  понял,  о  чем
разговор. Хватаю другую газету, третью... Тут в одной из них мне бросается
в глаза фотография: в левом углу я, в правом мой старший помощник  Лом,  а
посредине наша красавица яхта и подпись: "Капитан Врунгель и яхта  "Беда",
на которой он отправляется... "
     Тогда я все понял. Я бросился на корму, посмотрел. Так и есть:  сбило
две буквы - "П" и "О".

Некрасов. "Приключения капитана Врунгеля"

Книга-то родилась в формате комикса, вот поэтому инет-ссылки на нее, в том числе и уважаемого Максима Мошкова - без иллюстраций не смотрятся...

Что в имени тебе моем?
Оно умрет, как шум печальный
Волны, плеснувшей в берег дальный,
Как звук ночной в лесу глухом.

Оно на памятном листке
Оставит мертвый след, подобный
Узору надписи надгробной
На непонятном языке.

Что в нем? Забытое давно
В волненьях новых и мятежных,
Твоей душе не даст оно
Воспоминаний чистых, нежных.

Но в день печали, в тишине,
Произнеси его тоскуя;
Скажи: есть память обо мне,
Есть в мире сердце, где живу я...

А.С.Пушкин

Мне дали имя при крещенье – Анна,
Сладчайшее для губ людских и слуха.
Так дивно знала я земную радость
И праздников считала не двенадцать,
А столько, сколько было дней в году.

Анна Ахматова

   — Адиаш, масамат, ю-ю, масамат, мисимат, ю-ю, марвиал, цимниат, ю-ю, цимниат, мийх, ю-ю, кадиаш, масамат, ю-ю, масамат, мисимат, ю-ю, малвиал, цимниат, ю-ю, цимниат мийх ю-ю... — Имя! Имя! Звезда Сухаин, скажи мне имя!
   — Аладдин, сын Али аль Маруфа.

Х/ф "Волшебная лампа Аладдина"

     Но радость его увяла быстро, как цветок зимой. В тот же вечер в тронный зал ворвался гонец.
     — О мандарин! Чума, лавины, саранча, глад и отрав­ленные колодцы!
     Задрожал мандарин.
     —  Горожане Квон-Си,  чьи  стены  построены  в форме  свиньи, которую прогнали мы, изменив наши стены в по­добие дубинки, превратили нашу победу в прах.  Они  по­строили  стену  в  виде огромного  костра,  чтобы  сжечь нашу дубинку!
     И  сжалось сердце  мандарина,  как  сморщивается  послед­нее  яблоко на осенних ветвях.
     — О боги! Путники станут обходить нас стороной. Тор­говцы, узрев такие
знамения, отвернутся от полыхающей дубинки к пожирающему ее огню!
     — Нет, — донесся из-за шелковой ширмы голос, как паде­ние снежинки.
     — Нет, — повторил изумленный мандарин.
     — Передай  каменотесам, —  сказал шепот, как касание капли дождя,  — чтобы они отстроили стену в облике свер­кающего озера.
     Повторил эти слова мандарин, и потеплело у него на сердце.
     — И воды озера, — сказали шепот и старик, — погасят огонь навеки!

Рэй Брэдбери, "Золотой змей, серебряный ветер"

Сидит под балдахином
Китаец Цу-Кин-Цын
И молвит мандаринам:
"Я главный мандарин!

Велел владыко края
Мне ваш спросить совет:
Зачем у нас в Китае
Досель порядка нет?"

Китайцы все присели,
Задами потрясли,
Гласят: "Затем доселе
Порядка нет в земли,

Что мы ведь очень млады,
Нам тысяч пять лишь лет;
Затем у нас нет складу,
Затем порядку нет!

Клянемся разным чаем,
И желтым и простым,
Мы много обещаем
И много совершим!"

"Мне ваши речи милы, —
Ответил Цу-Кин-Цын, —
Я убеждаюсь силой
Столь явственных причин.

Подумаешь: пять тысяч,
Пять тысяч только лет!"
И приказал он высечь
Немедля весь совет.

А.К.Толстой