Они танцевали...
   ...На Балу Столетия…
   ...На Балу Тысячелетия…
   ...На самом волшебном из всех Балов…
   ...И ему хотелось сокрушить ее, разорвать на куски…
   Мур не видел павильона, по которому он двигался в танце, не замечал сотен безликих теней, скользящих вокруг, не удостаивал вниманием разноцветные светящиеся шары, проплывающие над головой.
   Он не ощущал запахов, кроме одного — первобытного запаха вечнозеленого реликта Рождественских времен, который медленно вращался на пьедестале в центре зала, роняя несгораемые иголки.
   Все казалось далеким, отстраненным, пережитым. Ушедшим.
   Еще несколько минут, и наступит Двухтысячный...
   Леота трепетала на сгибе его руки, как стрела на сгибе туго натянутого лука, и ему хотелось сломать эту стрелу или выпустить — не целясь, наугад, лишь бы из глаз — прекрасных зеленовато-серых глаз исчезло самадхи, или близорукость, или что бы там ни было… Она следовала его неуклюжим движениям столь совершенно, что ему казалось, будто, соприкасаясь с ним, она читает его мысли. Особенно его сводило с ума ее дыхание — жарким влажным обручем охватывая шею, оно проникало под смокинг, словно невидимая инфекция, — каждый раз, когда Леота приближала к нему лицо и говорила что-то по-французски. Этого языка он еще не знал, а потому отвечал невпопад: «C'est vrai», или «Черт!», или и то, и другое, — и пытался сокрушить ее девственную белизну под черным шелком, и она снова превращалась в трепещущую стрелу. Но она танцевала с ним, и это был самый большой его успех за минувший год, равный одному ее дню.
   До наступления Двухтысячного оставались считанные секунды. И вот... Музыка раскололась надвое и срослась воедино, а шары засияли дневным светом.

Роджер Желязны, "Кладбище слонов"

Ей очень хотелось поделиться с ней своим счастьем, но она охотно согласилась с миссис Аллен рано покинуть бал. И на обратном пути сердце ее подпрыгивало в груди от счастья, как сама она подпрыгивала на подушках кареты.

Джейн Остин  "Нортенгерское аббатство"

Шёл старик из-за Дуная,
А навстречу батальон.
"Ты куда, отец, шагаешь?"
"Я, родимые, на Дон.

На чужбину нас угнали,
День и ночь пытали нас.
Если б силу не отняли,
Взял винтовку бы сейчас!"

Говорят ему солдаты,
Словно песню слышит он:
"Ты лети домой до хаты,
Ты лети на синий Дон.

А за муки на чужбине
Нам ответит подлый враг.
В чёрном городе Берлине
Вспыхнет наш победный флаг.

Передай родному краю
Боевой от нас поклон!"

М.Рудерман

Прощай, Париж!
Летают самолёты, –
большое небо в красных параллелях,
дожди, как иностранные солдаты,
идут через Голландию в Берлин.
Прощай, Париж!
Я не уеду боле
туда, где листья падают, как звёзды,
где люстры облетают, как деревья,
на улицы квартала Бабилон.
Прости за то, что миллион предчувствий

в моей душе, как в башне Вавилона,
прости мои монгольские молитвы,
монашество моё и гамлетизм.

Виктор Соснора.

Тьма, пришедшая со  Средиземного моря, накрыла ненавидимый прокуратором город.  Исчезли висячие  мосты,  соединяющие  храм  со  страшной  Антониевой башней, опустилась с  неба бездна и  залила  крылатых богов над гипподромом, Хасмонейский дворец с бойницами,  базары, караван-сараи, переулки,  пруды...  Пропал  Ершалаим —  великий город, как будто  не существовал на свете.  Все пожрала тьма, напугавшая все живое  в Ершалаиме и его окрестностях.

МиМ

   — Прошлое тоже забывать не стоит, — сказал Уваров. — Но ведь все можно подсчитать. И красоту, и пользу ее. Мне жалуются, что лес в Ерыгине рубят. А я говорю: подсчитайте. Мне сегодня нужен лес для мебельной фабрики. Немедленно. За эти три года я столько получу, что смогу посадить вдвое больше леса, и все леса привести в порядок. Возмещу все порубки. Если они эту Жмуркину заводь не могут тебе доказать, подсчитать убытки, можешь послать их подальше.

Даниил Гранин, "Картина"

   – Я так понимаю, – сказал я, – что на острове еще множество боконистов, несмотря на закон, несмотря на «ку-рю-ку».
   Он рассмеялся:
   – Еще не разобрались?
   – В чем это?
   – Все до одного на Сан-Лоренцо истинные боконисты, несмотря на «ку-рю-ку».

Курт Воннегут, "Колыбель для кошки"

Особенно я ненавижу, когда вечностями швыряются. Братья навек. Вечная дружба. Навеки вместе. Вечная слава… Откуда они все это берут? Что они видят вечного?
— Хватит врать! — крикнул он через стол. — Совесть надо иметь!

Борис и Аркадий Стругацкие "Град обреченный"