Поэтому она в нашей колонии кажется подчеркнуто
холеной, и даже Калина Иванович не может не отметить это
обстоятельство:
— Фигурная женщина, ты знаешь, а даром здесь пропадает.
Ты, Антон Семенович, не смотри на нее теорехтически. Она на
тебя поглядаеть, как на человека, а ты, как грак, ходишь без
внимания.
— Как тебе не стыдно! — сказал я Калине Ивановичу. — Не
хватает, чтобы и я романами занялся в колонии.
— Эх, ты! — крякнул Калина Иванович по-стариковски, заку-
ривая трубку. — В жизни ты в дурнях останешься, вот побачишь...
Я не имел времени произвести теоретический и практический
анализ качеств Марии Кондратьевны,— может быть, именно по-
этому она все приглашала меня на чай и очень обижалась на меня,
когда я вежливо уверял ее:
— Честное слово, не люблю чаю.

Макаренко, "Педагогическая поэма".
Самый для меня интересный кусочек... ведь время на Марию Кондратьевну нашел Карабанов. ))

Езда на велосипеде во многом схожа с ухаживанием за женщиной: главную роль тут играет уверенность в себе. Стоит поверить в успех — и все в порядке; только начни сомневаться — и все потеряно.

Герберт Уэллс  "Колеса фортуны"

Вдруг сзади раздался злой, визгливый крик:

— А, шайтан жиганский! Сбруя тырить хочешь? Уздечка воровать?

И на спину Ластика обрушился удар метлой.

Это был дворник — в фартуке с бляхой, в черной плоской шапочке. Скуластое лицо, понизу обросшее клочковатой бородой побагровело от ярости.

— Вы что?! — отскочил ученик лицея с естественно-математическим уклоном. — Я же только посмотреть!

Дворник размахнулся еще раз, и если б Ластик вовремя не пригнулся, то точно получил бы метлой по физиономии, а так только бейсболка слетела.

— У, шайтан, красный рубаха! — орал сумасшедший дворник, опять занося свое орудие.

Дворник за ним. Не отстает, ругается по-русски и по-татарски, а потом как дунет в свисток.

Борис Акунин  "Детская книга"

— Вы знаете, кто это сидит? — спросил Остап, показывая на Ипполита Матвеевича.
— Как же, — ответил Кислярский, — это господин Воробьянинов.
— Это, — сказал Остап, — гигант мысли, отец русской демократии, особа, приближенная к императору.
«В лучшем случае два года со строгой изоляцией, — подумал Кислярский, начиная дрожать. — Зачем я сюда пришел?»
— Тайный «Союз меча и орала»! — зловеще прошептал Остап. «Десять лет»! — мелькнула у Кислярского мысль.
— Впрочем, вы можете уйти, но у нас, предупреждаю, длинные руки!..
«Я тебе покажу, сукин сын, — подумал Остап, — меньше чем за 100 рублей, я тебя не выпущу».
Кислярский сделался мраморным. Еще сегодня он так вкусно и спокойно обедал, ел куриные пупочки, бульон с орешками и ничего не знал о страшном «Союзе меча и орала». Он остался — «длинные руки» произвели на него невыгодное впечатление.

"Двенадцать стульев".

Трень да брень, прошел день.
Русская пословица.

Уезжай отсюда и ты, – хрипло сказала она. – Уезжай, пока они не искалечили тебе жизнь. Уезжай из дома, в котором ни у кого нет друзей, где дверной звонок никогда не звенит.

Ирвин Шоу  "Богач, бедняк"

Д о н   Г у а н

Ее совсем не видно
Под этим вдовьим черным покрывалом,
Чуть узенькую пятку я заметил.

Л е п о р е л л о

Довольно с вас. У вас воображенье
В минуту дорисует остальное;
Оно у нас проворней живописца,
Вам все равно, с чего бы ни начать,
С бровей ли, с ног ли.

А.С.Пушкин, "Каменный гость"

   Иван Васильевич посмотрел на варенье, а потом изумленно на окружающих.
   – Гм... гм... – и он забарабанил пальцами, – мы дружественно говорим, что играть вашу пьесу – это значит причинить вам ужасный вред! Ужасающий вред. В особенности, если за нее примется Фома Стриж. Вы сами жизни будете не рады и нас проклянете...
   После паузы я сказал:
   – В таком случае я прошу вернуть ее мне.
   И тут я отчетливо прочел в глазах Ивана Васильевича злобу.
   – У нас договорчик, – вдруг раздался голос откуда-то, и тут из-за спины врача показалось лицо Гавриила Степановича.
   – Но ведь ваш театр ее не хочет играть, зачем же вам она?
   Тут ко мне придвинулось лицо с очень живыми глазами в пенсне, высокий тенорок сказал:
   – Неужели же вы ее понесете в театр Шлиппе? Ну, что они там наиграют? Ну, будут ходить по сцене бойкие офицерики. Кому это нужно?
   – На основании существующих законоположений и разъяснений ее нельзя давать в театр Шлиппе, у нас договорчик! – сказал Гавриил Степанович и вышел из-за спины врача.
   «Что происходит здесь? Чего они хотят?» – подумал я и страшное удушье вдруг ощутил в первый раз в жизни.
   – Простите, – глухо сказал я, – я не понимаю. Вы играть ее не хотите, а между тем говорите, что в другой театр я ее отдать не могу. Как же быть?
   Слова эти произвели удивительное действие. Дама в соболях обменялась оскорбленным взором с басом на диване. Но страшнее всех было лицо Ивана Васильевича. Улыбка слетела с него, в упор на меня смотрели злые огненные глаза.
   – Мы хотим спасти вас от страшного вреда! – сказал Иван Васильевич. – От вернейшей опасности, караулящей вас за углом.

М.А.Булгаков, "Театральный роман"