Смотри, какое небо звездное,
Смотри — звезда летит, летит звезда.
Хочу, чтоб зимы стали веснами,
Хочу, чтоб было так, было всегда.

Загадай желание самой синей полночью
И никому его не назови.
Загадай желание, пусть оно исполнится —
Будет светло всегда, светло в нашей любви!

Была такая советская песня на слова Р.Рождествеского

Как-то раз зашел монах к монашке,
Собирался поиграть с ней в шашки,
А монашка — как кремень:
"Ныне, отче, постный день!
Ай-яй-яй,
Ай-яй-яй!
Ныне, отче, постный день!"

"Собака на сене", куплеты Тристана

В своих посланиях Бочкарев «горячо одобрял», «с энтузиазмом поддерживал», «безусловно санкционировал» все последние меры и постановления вышестоящих инстанций. Письма его начинались с обычного «в нашем здоровом коллективе больных» и заканчивались традиционным «коммунистическим приветом». Периодика и почтовые расходы целиком поглощали бочкаревскую пенсию, что лишь воодушевля-ло его бескорыстную деятельность. Получая вежливые ответы в маркированных конвертах, он поглядывал на окружающих таинственно и горделиво. Казалось, не было такой силы в мире, которая могла бы выбить Бочкарева из его раз и навсегда взятой им колеи.

Владимир Емельянович Максимов, "Семь дней творения"

Я уверен, что ваши дети не будут одобрять вас, Скарлетт, как не одобряют вас сейчас миссис Мерриузэр, и миссис Элсинг, и их отпрыски. Ваши дети скорее всего будут мягкие и чинные, какими обычно бывают дети у людей, лишенных сантиментов. И на их беду вы, как всякая мать, по всей вероятности, будете исполнены решимости сделать все, чтобы они не знали тех тягот, которые выпали вам на долю. А ведь это неправильно. Тяготы либо обтесывают людей, либо ломают. Так что одобрения вы дождетесь только от внуков.

Маргарет Митчелл   "Унесенные ветром"

Прощай, Париж!
Летают самолеты,
большое небо в красных параллелях,
дожди, как иностранные солдаты,
идут через Голландию в Берлин.

Прощай, Париж!
Я не уеду боле
туда, где листья падают, как звезды,
где люстры облетают, как деревья,
на улицы квартала Бабилон...

Виктор Соснора

На другое утро Герцог взял большие листы оберточной бумаги и черную краску, намалевал афиши и расклеил их по всему городу. Вот что было в афишах:

В ЗАЛЕ СУДА!
Только три спектакля!
Всемирно известные трагики
ДЭВИД ГАРРИК МЛАДШИЙ
и
ЭДМУНД КИН СТАРШИЙ!
Из лондонских и европейских театров
в захватывающей трагедии
КОРОЛЕВСКИЙ ЖИРАФ,
или
ЦАРСТВЕННОЕ СОВЕРШЕНСТВО!!!
Вход 50 центов.

А внизу стояло самыми крупными буквами:
ЖЕНЩИНЫ И ДЕТИ
НЕ ДОПУСКАЮТСЯ

— Ну вот, — сказал он, — если уж этой строчкой их не заманишь, тогда я не знаю Арканзаса!

Марк Твен, "Приключения Гекльберри Финна"

Вообразите, что после обеда вы шагаете по Бродвею и на протяжении десяти минут, потребных на то, чтобы выкурить сигару, обдумываете выбор между забавной трагедией или чем-нибудь серьезным в жанре водевиля. И вдруг вашего плеча касается чья-то рука. Вы оборачиваетесь, и перед вами дивные глаза обворожительной красавицы в бриллиантах и русских соболях. Она поспешно сует вам в руку невероятно горячую булочку с маслом и, сверкнув парой крохотных ножниц, в один миг отхватывает ими верхнюю пуговицу на вашем пальто. Затем многозначительно произносит одно лишь слово: «параллелограмм!» — и, боязливо оглядываясь, скрывается в переулке.

О'Генри, "Зеленая дверь"

     Пропер океаном.
     Приехал.
     Стоп!

     Открыл Америку
     в Нью-Йорке
     на крыше.

     Сверху смотрю —
     это ж наш Конотоп!
     Только в тысячу раз
     шире и выше.

     Городишко,
     конечно,
     Москвы хужей.

     Нет Госиздата —
     все банки да баночки.
     Дома,
     доложу вам,
     по сто этажей.

     Танцуют
     фокстрот
     американочки.

     А мне
     на них
     свысока
     наплевать.

     Известное дело —
     буржуйская лавочка.
     Плюну раз —
     мамочка-мать!
     Плюну другой —
     мать моя, мамочка!

     Танцуют буржуи,
     и хоть бы хны.
     Видать, не привыкли
     к гостю московскому.

     У меня
     уже
     не хватило
     слюны.

     Шлите почтой:
     Нью-Йорк — Маяковскому.

А.Архангельский, пародия на В.Маяковского