Кипучая,
Могучая,
Никем непобедимая,
Страна моя,
Москва моя,
Ты — самая любимая!

"Москва майская"

     Но однажды в полдень, когда  Фонарю не очень  спалось, он вдруг услышал голос Тени.  Фонарь  прислушался  и  вскоре сообразил, что  Тень  говорит  с Солнцем — большим и ярким светилом, о котором Фонарь знал только понаслышке.
     — Я твоя, — говорила  Тень Солнцу. — Ты видишь — я  у твоих  ног... Я твоя...
     Фонарю захотелось немедленно вмешаться, но он сдержал себя: было как-то неловко заводить разговор при постороннем Солнце. Зато вечером он выложил ей все. Ему ли, Фонарю, бояться собственной Тени!
     — При  чем здесь Солнце?  Я не знаю  никакого  Солнца, — оправдывалась Тень, но Фонарь был неумолим.
     — Уходи сейчас же! — заявил он. — Я не хочу тебя знать!
     — Знай меня, знай! — захныкала Тень. — Я не могу от тебя уйти.
     И она говорила правду: разве может Тень уйти от такого яркого Фонаря?

Феликс Кривин, "Тень"

   — Нет, не хочу, — тихо сказал Ходжа Насреддин. — Возьми свои деньги, спокойно владей своим черепом, мне от тебя ничего не нужно. Вот сейчас я тебе погадаю.
   Старик задохнулся от ярости:
   — Ты погадаешь мне? Мне, уже сорок лет сидящему на мосту! Мне, обладателю черепа! Ты, вчера только нас всех осрамивший своими лживыми гаданьями!
   — А все-таки послушай. — Ходжа Насреддин раскрыл свою книгу. — Утешься, твои горести кратковременны и преходящи. Не закончится еще этот месяц, как твой почет и все доходы, сопряженные с ним, вернутся к тебе. Похититель же твоего благоденствия исчезнет, развеется, как весенний утренний туман, и только память о нем надолго останется здесь, на мосту. Когда же узнают его имя... Покончим на этом: китайские знаки рябят и сливаются в моих глазах, и дальше я ничего не могу разобрать.

Леонид Соловьёв, "Очарованный принц"

   — И я тоже. Голодная — ужас! Обязательно куплю себе машину.
   — Сегодня? — поинтересовался Янушек.
   — Балда! Через пять лет. Если бы сейчас у меня была машина, не надо было бы спешить. Через пять лет, может, удастся купить.
   — А на кой тебе машина на старости лет?
   — Тем более мне трудно будет всюду успевать.

Иоанна Хмелевская, "Жизнь как жизнь" (на всякий случай: это диалог 17-летней школьницы Терески с младшим братом)

И в самом деле: никак не верилось, что сейчас Федю под стволами заставят могилку себе копать. Места тут глухие, закон – тайга, прокурор – медведь, волк вместо адвоката. Ни к чему здесь такие сложности: приголубь по голове чем-нить тяжелым, или по глотке резани, да и оставь труп на свежем воздухе, – птицы-звери живо мясо с костей подъедят, и косточки мелкие растащат, любой эксперт свихнется, понять пытаясь, что да как тут стряслось…

Виктор Точинов   "Стая"

Странность и чудачество скорее вредят, чем дают право на внимание, особенно когда все стремятся к тому, чтоб объединить частности и найти хоть какой-нибудь общий толк во всеобщей бестолочи. Чудак же в большинстве случаев частность и обособление. ... Ибо не только чудак «не всегда» частность и обособление, а напротив, бывает так, что он-то, пожалуй, и носит в себе иной раз сердцевину целого, а остальные люди его эпохи – все, каким-нибудь наплывным ветром, на время почему-то от него оторвались…

В большинстве случаев люди, даже злодеи, гораздо наивнее и простодушнее, чем мы вообще о них заключаем. Да и мы сами тоже.

Федор Михайлович Достоевский. Братья Карамазовы