_______________________
   После удачного плавания на "Испаньоле", принесшего мне изрядное богатство, я, Джим Хокинс, предложил матушке продать трактир "Адмирал Бенбоу" за любую цену (в средствах мы, как вы понимаете, особо не нуждались) и как можно скорее перебраться за океан. Поначалу матушка категорически воспротивилась, но когда я напомнил ей, что еще живы некоторые члены шайки Флинта, полагающие, что наши сокровища "по праву" принадлежат им, быстро согласилась.
   В Новом Свете мы, не сговариваясь, решили поселиться в портовом городке и содержать гостиницу для моряков — отчасти в память о нашем старом "Адмирале Бенбоу". Постепенно жизнь входила в рутинную колею, как вдруг однажды...
   Он вошел без стука, по-хозяйски распахнув дверь. Мрачно оглядевшись, потребовал комнату на несколько дней, причем по его тону чувствовалось, что он привык к тому, чтобы его распоряжения исполнялись беспрекословно. Его внешность... Он был словно приговорённый к сожжению заживо, в последний момент снятый с костра, когда языки пламени лишь оплавили его члены, но не успели ещё их испепелить, не успели отнять ни единой частицы от их крепко сбитой годами силы. Весь он, высокий и массивный, был точно отлит из чистой бронзы, получив раз навсегда неизменную форму. Портрет дополнял пересекающий всё лицо шрам. Склонив голову в знак приветствия, я увидел то, что повергло меня в мистический ужас.
   Наш будущий постоялец был одноногим.
   Нет, я, конечно, знал, что грешная душа Джона Силвера давно пребывает в адовом пекле, но в тот момент мне показалось, что я снова в "Адмирале Бенбоу" и даже явственно услышал голос Билли Бонса, отчаянно требующий "не пускать моряка на одной ноге". А в том, что наш постоялец — моряк, сомнений не было.
   Однако, взяв себя в руки, я обратился к нему с вопросом:
   — Как прикажете к вам обращаться, сэр?
   Его ответ вновь воскресил во мне жуткие воспоминания:
   — Зови меня капитаном! И вот еще что: у меня есть две монеты, одна из них — ваша!
   Увидя некоторое сомнение на моём лице, капитан криво усмехнулся и достал два золотых испанских дублона.
   — Надеюсь, этого хватит! На вторую не рассчитывайте: она мне скоро понадобится в качестве приза, который получит тот, кто... но, впрочем, это вас не касается.
   Ночью я долго не мог заснуть: капитан, чья комната была расположена как раз над моей, ходил из угла в угол, громко стуча протезом. Наконец, набравшись храбрости, я постучался к нему и робко осведомился, не мог бы он надеть на свой протез мягкий наконечник? Моя просьба привела его в ярость.
   — Разве я пушечное ядро, что ты хочешь намотать на меня пыж? Ступай к себе! Вниз, в свою еженощную могилу, где такие, как ты, спят под гробовыми покровами, чтобы заранее к ним привыкнуть. Вниз, собака! Вон! В конуру!   
   Чтобы успокоиться, я прибёг к привычному средству: открыл наугад Библию и начал читать. Но, как на грех, мне попались жизнеописания нечестивых царей, которых я, против воли, представлял себе в образе нашего постояльца.
   С тех пор прошло много лет. Больше капитан в нашей гостинице не появлялся, но — странная вещь — вместо облегчения я всё больше терзался любопытством: кем же был этот таинственный человек?
   Не подскажете?