— Ой, Боже ж мий! Ты що, сдурел, чи шо? Краску на что переводишь, идол косоглазый? Люди добрые подивитесь, як он дурь свою кажет! Люди добрые, пожалейте мене! Я за этим дурнем жизнь гублю, стыд терплю! Шо он выдумал дурной своей головой? Полюбуйтесь, як он дерево размалевал! Его ж срубить надо, оно же мертвое.
— Ой, лишенько...
— Погибла яблонька. Это кто ж ее так?
— Ты бы лучше яблочки отдал поросеночку, идол косоглазый! Чтоб ты сгорел!
— Простите, вы здешний маляр? Ты подумай, какой удивительный человек.
Людская злоба отказала этим плодам в счастье созревания. А он от широты души своей дает им эту радость. Скажи, он, по-твоему, кто?
— Придурок.
— Глупая. Он красивой души человек. А ты этого не видишь. Тебя никто не научил смотреть.

Х/ф "Гори, гори моя звезда"

Ну конечно же, Джой вовсе не Исключительный! Что я нашел замечательного в выражении его лица? Печать обреченности? Но она здесь у каждого. Если сейчас Джою рассказать, как я в нем обознался, может быть, это скрасит ему последние минуты: вместе посмеемся. Нет, тут не до смеха... Чепуха, в конце концов, над собой я могу посмеяться Ведь это страшно смешно: как я в последний раз обознался!

В.Морочко, "Мое имя вам известно!"

   – А ну-ка, покажи свой кулак? – сказал Иоанн, с любопытством вглядываясь в детину. Но детина смотрел на него в недоумении, как будто не понимая приказания.
   – Слышь ты, дурень, – повторил Кольцо, – покажи кулак его царской милости!
   – А коли он мне за то голову срубит? – сказал детина протяжно, и на глупом лице его изобразилось опасение.
   Царь засмеялся, и все присутствующие с трудом удержались от смеха.

А.К.Толстой, "Князь Серебряный"

   — А теперь в Риме говорят о крестовом походе в защиту веры.
   — Что вы об этом думаете, отче?
   — Конечно, это было бы неплохо, если бы можно было взорвать их планеты, разрушить города, сжечь книги, а их самих исколотить в пух и прах, тогда еще удалось бы отстоять учение о любви к ближнему, но кто в этот поход пойдет? Мемноги? Или, может, Арпетузиане? Смех меня разбирает, а порой и тревога!

Станислав Лем, "Звёздные дневники Ийона Тихого. Путешествие XXII"

В поход на чужую страну собирался король.
Ему королева мешок сухарей насушила,
И старую мантию так аккуратно зашила,
Дала "Беломора" три пачки и в тряпочке соль.

И руки свои королю положила на грудь,
Сказала ему, обласкав его взором лучистым:
"Получше их бей — я терпеть не могу пацифистов,
И пряников сладких отнять у врага не забудь."

Б.Ш.Окуджава

    Но когда Акула Додсон скакал по лесу, деревья перед ним словно застлало  туманом,  револьвер в правой руке стал изогнутой ручкой  дубового  кресла,  обивка  седла  была  какая-то странная, и, открыв глаза, он увидел, что ноги его упираются не в  стремена, а в письменный стол мореного дуба.

О'Генри, "Дороги, которые мы выбираем"

— Дядичку, дядичку!
— Что такое? В чем дело?
— Я бачу, у вас коняка, як была у моего батька. Может, то вона и есть. Виддайте, будь ласка.
— Ты что? Я на ярмарке купил ее у цыгана. Это моя лошадь.
— Дядичку, сдается, це наш Лыско. Видайте его, будь ласка. Лыско, Лыско.
— Никакой это не Лыско. Это этот... Пегас. То есть, Пегаш, просто я называю его Пегас. Пегас, Пегас. Устал. Пегаш, Пегаш!
— Дядичку, виддайте Лыска.

Х/ф "Гори, гори моя звезда"