Как назывался дешевый романчик, который он читал на корабле по пути в Америку? Ах да, «Граф Монте-Кристо»… И как же его главный герой сумел бежать? Кажется, прорыл ложкой подкоп. Агассис произвел досмотр содержимого своих карманов: карандаш (с семейной фабрики Торо), поспешно смятые в спешке заметки к лекции, несколько монет, карманные часы и пахнущий патокой носовой платок.
Его план очевиден: он нацарапает прощальную записку, подкупит тюремщика, чтобы тот передал ее на волю, дождется, когда часы пробьют полночь, и удавится носовым платком.

«Стимпанк»

Пол Ди Филиппо

    Это была большая квартира,  оклеенная  старыми  бумажными  шпалерами  и
заставленная мебелью в чехлах.
     В каждой комнате шпалеры были другие и мебель другая. Букеты и ромбы на
шпалерах делали комнаты меньше.  Мебель,  называвшаяся  здесь  "обстановка",
глушила шаги и голоса.

Катаев, "Белеет парус одинокий".

Катаевский дом-то был не самым бедным, хотя работал один человек. А по работе в коммерческой гимназии они могли позволить себе заграничный круиз, а это даже не современная Турция. Неудобства, конечно, были, но, скорее, современного типа. Боязнь безработицы, "не тому обучение"...

Мне, боже, надоела жизнь моя,
Сыт нищетой и горьким горем я.
Из бытия небытие творишь ты.
Тогда избавь меня от бытия.

ОМАР ХАЙЯМ

Чонкин работал легко и быстро, чувствовалось, что не первый раз занимается он этим делом. Нюра сперва пыталась за ним угнаться, но потом, поняв, что попытка эта несостоятельна, безнадежно отстала. Когда они остановились для перекура, она заметила ему с любопытством:
– Сами, видать, деревенские.
– Неужто заметно? – удивился Чонкин.
– Как не заметить, – сказала Нюра, смущенно потупясь. – У нас тут городские были, помогать приезжали. Так иной раз стыдно смотреть. Тяпку в руках держать не умеют. Интересно, чему их там в городах учат?
– Известно чему, – сообразил Чонкин. – Сало деревенское жрать.
– То-то и есть, – согласилась Нюра.

Войнович, "Чонкин", часть первая, самая лучшая.

Была у меня, понимаешь, стряпуха немая, подарил я ей, дуре, платок заграничный, а она взяла да и истаскала его наизнанку.. Понимаешь? От дури да от жадности. Жалко налицо по будням носить, - праздника, мол, дождусь - а пришёл праздник - лохмотья одни остались.. Так вот и я .. с жизнью-то своей.

И. Бунин
"Темные аллеи"

В море ветер, в море буря,
В море воют ураганы.
В синем море тонут лодки
И большие корабли.
Корабли на дно уходят
С якорями, с парусами.
На морской песок роняя
Золотые сундуки,
Золотые сундуки.
Корабли лежат разбиты,
Сундуки стоят раскрыты.
Изумруды и рубины осыпаются дождём.
Если хочешь быть богатым,
Если хочешь быть счастливым,
Оставайся, мальчик, с нами -
Будешь нашим королём...

Мультфильм "В синем море, в белой пене"

Я поэт, поэт даровитый! Я в этом убедился; убедился, читая других: если они поэты, так и я тож!..
Козьма наш Прутков

Человек – гной еси и кал еси… Хорошо мне с собаками жить и со свиньями, так же и они воняют, что и моя душа, зловонною вонею. От грехов воняю, яко пес мертвой…

Цитата из Алексея Толстого, "Петр I", однако, утверждается, что это из огнепального Аввакума. Учитывая отменное знание Толстым того времени, то вполне возможно.

Некоторые законы матери-природы, великой и мудрой созидательной силы, творящей свое дело во тьме и в тиши, иным ничтожествам, также созданным ею, кажутся весьма низменными. Мы брезгливо отворачиваемся от всего, что связано с зарождением жизни, словно открыто интересоваться этим недостойно человека.
Любопытно, что такое чувство возникло в мире, самое существование которого состоит в том, чтобы без конца снова и снова рождать новую жизнь, в мире, где ветер, вода, земля и солнечный свет — все служит рождению плоти — рождению человека. Но хотя не только человек, а и вся земля движима инстинктом продолжения рода и все земное является на свет одним и тем же путем, почему-то существует нелепое стремление закрывать на это глаза и отворачиваться, словно в самой природе есть что-то нечистое. «Зачаты в пороке и рождены во грехе» — вот противоестественное толкование, которое дает ханжа законам природы, и общество молчаливо соглашается с этим поистине чудовищным суждением.

Теодор Драйзер
"Дженни Герхардт"