Из Сан-Франциско я отправился в Голливуд.
Кто только не встречал меня на вокзале! Бывший адмирал, бывший журналист, бывший прокурор, бывший миллионер, бывший министр, бывший писатель!
И все бывшие, бывшие, бывшие…
Бывшие потому, что генерал держит теперь ресторан, адмирал — фотографию, прокурор — комиссионный магазин, журналист служит поваром, а миллионер отпустил чёрную бороду и в кавказской черкеске с кинжалом стоит у дверей ресторана и открывает двери гостям.
Зачем приехали в Голливуд эти люди? Чего искали они здесь? Каким ветром занесло их в такую даль, на край света? И какой путь проделали все эти московские, ростовские, новороссийские. жители, прежде чем попали туда? Трудно ответить на этот вопрос. Русский человек, потерявший родину, уже не чувствует расстояний. Кроме того, ему нигде не нравится и все кажется, что где‑то лучше живётся. Поэтому за годы эмиграции мы стали настоящими бродягами. Раз жить не у себя дома, так не все ли равно где? Мне вспоминаются слова Марины Цветаевой:
Мне совершенно все равно,
Где совершенно одинокой
Быть…

Александр Вертинский
"Дорогой длинною…"

И не тревожит ни враг, ни побудка,
Побудка, побудка,
И не тревожит ни враг, ни побудка
Померзших ребят.
Только однажды мы слышим, как будто,
Как будто, как будто,
Только однажды мы слышим, как будто
Вновь трубы трубят.

Что ж, подымайтесь, такие-сякие,
Такие-сякие,
Что ж, подымайтесь, такие-сякие,
Ведь кровь — не вода!
Если зовет своих мертвых Россия,
Россия, Россия,
Если зовет своих мертвых Россия,
Так значит — беда!

Александр Аркадьевич Галич, "Ошибка"

Стар, государь, я нынче: при дворе
Что делать мне? Вы молоды; вам любы
Турниры, праздники. А я на них
Уж не гожусь. Бог даст войну, так я
Готов, кряхтя, взлезть снова на коня;
Еще достанет силы старый меч
За вас рукой дрожащей обнажить.

А.С.Пушкин, "Скупой рыцарь"

Дункан подумал, что это могло быть и с приговоренным к смерти на Земле. Придет священник, а потом врач предложит заглушить страх. Как разрешено законом.
   Но он не хотел легкой смерти.
   Дункан шагнул внутрь и своей рукой закрыл дверь - думая о солнце.
   Он еще мысленно крикнул: "Я человек!.." Разрушительные силы добрались до человеческой плоти за резиновой оболочкой тела, и его смерть была болезненной и мучительной. Как он и хотел.

Дорис Писерчи, "Наваждение"

Лейтенант, волнуясь, выступил вперёд. Ему никогда ещё не приходилось командовать при исполнении приговора.
   – Готовьсь!.. Целься! Пли!
   Овод слегка пошатнулся, но не упал. Одна пуля, пущенная нетвёрдой рукой, чуть поцарапала ему щеку. Кровь струйкой потекла на белый воротник. Другая попала в ногу выше колена. Когда дым рассеялся, солдаты увидели, что он стоит, по-прежнему улыбаясь, и стирает изуродованной рукой кровь со щеки.
   – Плохо стреляете, друзья! – сказал Овод, и его ясный, отчётливый голос резанул по сердцу окаменевших от страха солдат. – Попробуйте ещё раз!
   Ропот и движение пробежали по шеренге. Каждый карабинер целился в сторону, в тайной надежде, что смертельная пуля будет пущена рукой соседа, а не его собственной. А Овод по-прежнему стоял и улыбался им. Предстояло начать все снова; они лишь превратили казнь в ненужную пытку. Солдат охватил ужас. Опустив карабины, они слушали неистовую брань офицеров и в отчаянии смотрели на человека, уцелевшего под пулями.
   Полковник потрясал кулаком перед их лицами, торопил, сам отдавал команду. Он тоже растерялся и не смел взглянуть на человека, который стоял как ни в чём не бывало и не собирался падать. Когда Овод заговорил, он вздрогнул, испугавшись звука этого насмешливого голоса.
   – Вы прислали на расстрел новобранцев, полковник! Посмотрим, может быть, у меня что-нибудь получится… Ну, молодцы! На левом фланге, держать ружья выше! Это карабин, а не сковорода! Ну, теперь – готовьсь!.. Целься!
   – Пли! – крикнул полковник, бросаясь вперёд.
   Нельзя было стерпеть, чтобы этот человек сам командовал своим расстрелом.

Э.Л.Войнич, "Овод"

Позади всех шел, спотыкаясь в огромных сапогах и путаясь в шинели, маленький, тщедушный солдатик. Он старался попасть в ногу, быстро семенил, подскакивал и отставал. Гимназисты узнали в нем отца одного из наших гимназистов-бедняков.
   — Вот так вояка! — кричали гимназисты. — У нас в третьем классе его сын учится. Вон стоит.
   Все захохотали. Солдатик подобрал шинель руками и вприпрыжку, судорожно вытянув шею, пытался настичь свою роту. Третьеклассник, его сынишка, стоял, опустив голову. Красные пятна ползли по его лицу.

"Кондуит и Швамбрания"

Я спросил шофера, кто такие «сто мучеников за демократию». Мы как раз проезжали бульвар, который так и назывался – бульвар имени Ста мучеников за демократию.
   Шофер рассказал мне, что Сан-Лоренцо объявил войну Германии и Японии через час после нападения на Перл-Харбор.
   В Сан-Лоренцо было призвано сто человек – сражаться за демократию. Эту сотню посадили на корабль, направлявшийся в США: там их должны были вооружить и обучить.
   Но корабль был потоплен немецкой подлодкой у самого выхода из боливарской гавани.
   – Эси рюди, сэр, – сказал шофер на своем диалекте, – и быри сито мусеники за зимокарасию.
   – Эти люди, сэр, – означало по-английски, – и были «Сто мучеников за демократию».

Курт Воннегут, "Колыбель для кошки"

Тосканини был великим музыкантом. Он жил в Америке. Однажды он приехал в небольшой город. Он шел по улице, и увидел листок бумаги в одном из окон. Он прочитал: "Миссис Смит уроки музыки. Два доллара за урок."
   Тогда Тосканини услышал музыку. Кто-то играл Чайковского.
   "Миссис Смит играет," подумал он, "она не очень хороший музыкант. Она играет Чайковского не очень хорошо. Я должен показать ей, как играть."
   Он подошел к двери дома и позвонил. Музыка остановилась, и вскоре женщина открыла дверь.
   "Вы миссис Смит?" спросил Тосканини. "Меня зовут Тосканини и я хочу показать вам, как играть Чайковского."
   Миссис Смит была очень рада встретить великого музыканта. Она пригласила его войти. Тосканини сыграл Чайковского для нее и ушел.
   Год спустя Тосканини вновь посетил тот же город. Когда он подошел к дому, где он сыграл Чайковского, он снова увидел листок бумаги. Он прочитал: "Миссис Смит (ученица Тосканини) Уроки музыки. Четыре доллара за урок."

Знаменитый английский анекдот (в несколько, увы, корявом переводе)