Режут торгаши правду, полуправдой запасаются. Теперь им куда легче разговаривать между собой. Там, где надо бы сказать: «Вы подлец!» — можно сказать: «У вас трудный характер». Нахала можно назвать шалуном, обманщика — фантазёром. И даже нашего Дурака теперь никто дураком не назовёт. О дураке скажут: «Человек, по-своему мыслящий».

Феликс Кривин, "Полуправда"

     — Не смейте  так  говорить! — с непонятной запальчивостью  воскликнула девушка. — Вы говорите так  только с тех пор, как  стали этим ужасным...  ну, как  это  называется? Как называют  человека,  который  готов  обниматься  с трубочистом?
     — Святым, — сказал отец Браун.
     — Я полагаю, — возразил сэр Леопольд  со снисходительной усмешкой,— что Руби имеет в виду социалистов.
     — Радикал — это не тот, кто извлекает корни, —  заметил Крук с некоторым раздражением, — а консерватор вовсе не консервирует фрукты. Смею вас уверить, что  и социалисты совершенно не жаждут  якшаться с трубочистами. Социалист — это  человек, который  хочет, чтобы все  трубы были  прочищены и  чтобы всем трубочистам платили за работу.
     — Но который считает, —  тихо  добавил священник, — что ваша  собственная сажа вам не принадлежит.

Г.К.Честертон, "Летучие звёзды"

   – Зденка, – спросил я, – где образки, что ты носила на шее?
   – Потеряла, – с раздражением в голосе ответила она и тотчас заговорила о другом.
   Во мне заговорило какое-то темное предчувствие, я не сразу его и осознал. Я уже собрался уходить, но Зденка удерживала меня.
   – Как же это, – сказала она, – ты просил меня побыть с тобой час, а уж хочешь ехать!
   – Ты права была, Зденка, что уговаривала меня ехать; я как будто слышу шум, боюсь, как бы нас не застали!
   – Не бойся, милый, все кругом спит, лишь кузнечик в траве да жук на лету могут услышать, что я скажу тебе!
   – Нет, Зденка, нет, надо мне ехать!
   – Погоди, погоди, – сказала Зденка, – ты дороже мне души моей, спасения моего, а ты говорил мне, что жизнь твоя и кровь – мои!..
   – Но брат твой, Зденка, брат – чувствую я, что он придет.
   – Успокойся, сердце мое, брат мой спит, его убаюкал ветер, что играет листвой. Сон его глубок, ночь длинна, а я тебя прошу – побудь со мной час!..

А.К.Толстой, "Семья вурдалака"

А внизу, склоненная
Изнывает мать:
Детские ладони
Ей не целовать.
Духотой спаленных
Губ не освежить —
Валентине больше
Не придется жить.

— Я ль не собирала
Для тебя добро?
Шелковые платья,
Мех да серебро,
Я ли не копила,
Ночи не спала,
Все коров доила,
Птицу стерегла, —
Чтоб было приданое,
Крепкое, недраное,
Чтоб фата к лицу —
Как пойдешь к венцу!
Не противься ж, Валенька!
Он тебя не съест,
Золоченый, маленький,
Твой крестильный крест.

Э.Багрицкий, "Смерть пионерки"

Однажды я созвал веселых гостей;
Ко мне постучался презренный еврей;

«С тобою пируют (шепнул он) друзья;
Тебе ж изменила гречанка твоя».

Я дал ему злата и проклял его
И верного позвал раба моего.

Мы вышли; я мчался на быстром коне;
И кроткая жалость молчала во мне.

А.С.Пушкин, "Черная шаль"

     Джон Торнтон стоял над Бэком, стараясь овладеть собой. Бушевавший в нем гнев мешал ему говорить.
     — Если  ты еще  раз ударишь эту собаку,  я  убью  тебя! —  сказал  он наконец, задыхаясь.
     — Собака моя, — возразил Хэл,  вставая  и  вытирая  кровь с губ.  — Убирайся, иначе я уложу тебя на месте. Мы идем в Доусон!
     Но Торнтон  стоял  между ним и  Бэком  и вовсе не обнаруживал намерения "убраться". Хэл  выхватил изза пояса  свой длинный,  охотничий нож. Мерседес вопила, плакала, хохотала, словом, была в настоящей истерике. Торнтон ударил Хэла  топорищем по пальцам и вышиб у него нож.  Хэл попытался поднять  нож с земли, но получил второй удар по пальцам. Потом Торнтон нагнулся, сам поднял нож и разрезал на Бэке постромки.

Джек Лондон, "Зов предков"

   — Где тебя черти носили? — брюзгливо спросил Вульф. — Мы собирались в шесть начать работать, а сейчас уже четверть седьмого.
   Его глаза, наконец, оторвались от книги.
   — Что это? — гробовым голосом произнес он, указывая на моего компаньона.
   — Собака.
   — Вижу. Немедленно убери ее! Я не расположен шутить.
   — Сию минуту сэр. Большую часть времени я могу держать ее у себя в комнате, но она, конечно, будет проходить по лестнице через холл, когда я буду выводить ее гулять. Зовут ее Ниро что, как известно, означает черный. Но если вам не нравится имя можно изменить. Например, Эбен или Джет или Черныш или...
   — Вздор!
   — Простите сэр. Я ведь так одинок особенно в те часы которые вы проводите в оранжерее. У вас есть орхидеи, у Фрица — супы из морских черепах у Теодора — его длиннохвостые попугаи. Так почему бы мне не завести собаку? Правда кличку придется, изменить сейчас она зарегистрирована, как Чемпион Ниро из Бантискута.
   Я ожидал всего, но только не того что произошло. Вульф покинул свое излюбленное кресло и склонился над псом с выражением, которое он никогда не дарил кому-нибудь из человеческих существ, включая меня.
   — Это лабрадор, — изрек он.
   — Да сэр. Я считаю, что частный детектив без собаки — уже не детектив.
   — У лабрадора — поучительно продолжал Вульф — череп шире чем у любой другой собаки, и мозг крупнее. Похищая это создание, ты учитывал, какие беспорядки повлечет оно в доме?

Рекс Стаут, «Всех, кроме пса, в полицию...»