"Какие миленькие дети", сказал Чичиков, посмотрев на них: "а который год?"
       "Старшему осьмой, а меньшему вчера только минуло шесть", сказала Манилова.
       "Фемистоклюс!" сказал Манилов, обратившись к старшему, который старался высвободить свой подбородок, завязанный лакеем в салфетку. Чичиков поднял несколько бровь, услышав такое отчасти греческое имя, которому, неизвестно почему, Манилов дал окончание на юс, но постарался тот же час привесть лицо в обыкновенное положение.

"Мертвые души"

   — А ну, стой! — шепотом сказали из темноты и уперлись в грудь чем-то знакомым. Виктор машинально поднял руки.
   — Как вы смеете! — взвизгнул Квадрига у него за спиной.
   — А, ну, тихо, — сказал голос.
   — Караул! — заорал Квадрига.
   — Тише, дурак, — сказал ему Виктор. — Сдаюсь, сдаюсь, — сказал он в темноту, откуда упирались в грудь стволом автомата и тяжело дышали.
   — Стрелять буду! — испуганно предупредил голос.
   — Не надо, — сказал Виктор. — Мы же сдаемся. — В горле у него пересохло.
   — А ну, раздевайся! — скомандовал голос.
   — То-есть как?
   — Ботинки снимай, плащ снимай, штаны...
   — Зачем?
   — Быстро, быстро! — прошипел голос.
   Виктор присмотрелся, опустил руки, шагнул в сторону и, ухватившись за автомат, задрал ствол вверх. Грабитель пискнул, рванулся, но почему-то не выстрелил. Оба натужно кряхтели, выворачивая друг у друга оружие. «Банев! Где ты?» — в отчаянии вопил Квадрига. Наощупь и по запаху человек с автоматом был солдат. Некоторое время он рыпался, но Виктор был гораздо сильнее.
   — Все, — сказал Виктор сквозь зубы. — Все... Не дергайся, а то по морде получишь.
   — А вы пустите! — прошипел солдат, слабо сопротивляясь.

АБС, "Гадкие лебеди"

   — Ну, что же, гражданин Ленин... Россия — страна мужицкая. Мы и без города проживем! Ситца не дадите — в холстину оденемся. Сапог не дадите — в лаптях проходим!.. Но уж если мужик хлеба не посеет!..
   — Измором, значит, возьмете?
   — Город сам подохнет! — с наглой угрозой отвечает «земляк», не замечая, что в дверях стоят вошедшие во время разговора Свердлов и Бобылев.

Сценарий фильма "Ленин" (1939)

А х о в. А вот какой уговор! Жених с невестой, как из церкви, вся шестерня серых, как к воротам, — стой! А в вороты чтобы не въезжать! И сейчас им дворник по метле; и чтобы вымели они до крыльца... Ты не бойся, чисто будет, еще до них все выметут. А они чтобы только пример показали. А я с гостями буду на балконе стоять. Вот тогда я вас прощу и в честь вас произведу. И будете вы у меня промежду всеми гостями все равно, что равные.
К р у г л о в а. Да осыпь ты меня золотом с ног до головы, так я все-таки дочь свою на позорище не отдам.

А.Н.Островский, "Не все коту масленица"

   На углу Тридцать четвертой улицы стоял человек и ждал трамвая — человек лет сорока, седой, румяный, нервный, весь словно натянутый, в дешевом костюме и с загнанным выражением усталых глаз. Он вытер платком лоб и громко засмеялся, когда проходивший мимо толстяк в туристском костюме остановился и заговорил с ним.
   — Нет, любезнейший! — крикнул он сердито и вызывающе. — Никаких этих ваших болот с москитами и небоскребов без лифта, которые вы называете горами, я не признаю. Я умею спасаться от жары. Нью-Йорк, сэр, — вот лучший летний курорт во всей стране. Не ходите по солнцу, питайтесь с разбором да держитесь поближе к вентиляторам. Что такое все ваши горы, и Адирондакские и Кэтскилские? В одном Манхэттене больше комфорта, чем во всех других городах Америки, вместе взятых. Нет, любезнейший! Карабкаться на какие-то утесы, вскакивать в четыре часа утра, оттого что на тебя напала целая туча мошкары, питаться консервами, которые нужно везти из города, — нет, спасибо! В маленьком пансионе под вывеской Нью-Йорк и летом находится место для нескольких избранных постояльцев; комфорт и удобства семейного дома — вот это для меня.
   — Вам нужно отдохнуть, — сказал толстяк, внимательно к нему присматриваясь. — Вы уже сколько лет не выезжали из города. Поехали бы со мной недели на две. Форель в Биверкилле так и бросается на все, что хоть отдаленно напоминает муху. Хардинг пишет, что на прошлой неделе поймал одну в три фунта весом.
   — Ерунда! — воскликнул патриот столицы. — Если вам по душе проваливаться в трясину в резиновых сапогах и уставать до полусмерти, чтобы поймать одну несчастную рыбешку, — пожалуйста, на здоровье. Я, когда мне хочется рыбы, иду в какой-нибудь ресторанчик, где попрохладнее, и даю заказ официанту. Просто смешно делается, как подумаешь, что вы там носитесь по жаре и воображаете, будто хорошо проводите время. Мне подавайте усовершенствованную ферму папаши Никербокера да тенистую аллею, что пересекает ее из конца в конец.
   Толстяк вздохнул и пошел дальше, сокрушаясь о своем приятеле. Человек, назвавший Нью-Йорк лучшим летним курортом страны, сел в трамвай и покатил в свою контору. По дороге он отшвырнул газету и поднял взгляд на лоскуток неба, видневшийся над крышами.
   — Три фунта! — пробормотал он задумчиво. — Хардинг не стал бы врать. Вот если бы мне... да нет, невозможно, надо оставить их там еще на месяц, не меньше.
В конторе поборник летних радостей большого города с головой окунулся в бассейн деловых бумаг. Эдкинс, его клерк, вошел в комнату и подсыпал ему еще писем, служебных записок и телеграмм.
   В пять часов утомленный делец откинулся на спинку стула, положил ноги на стол и подумал вслух: — Интересно бы узнать, на какую наживку ловил Хардинг.

О'Генри, "Сон в летнюю сушь"

   – Мф! Что говорит Закон Джунглей, Балу?
   Балу вовсе не желал новой беды для Маугли, но с Законом не шутят, и потому он проворчал:
   – Горе не мешает наказанию. Только не забудь, Багира, что он еще мал!
   – Не забуду. Но он натворил беды, и теперь надо его побить. Маугли, что ты на это скажешь?
   – Ничего! Я виноват. А вы оба ранены. Это только справедливо.
   Багира дала ему десяток шлепков, легких, на взгляд пантеры (они даже не разбудили бы ее собственного детеныша), но для семилетнего мальчика это были суровые побои, от которых всякий рад был бы избавиться. Когда все кончилось, Маугли чихнул и без единого слова поднялся на ноги.
   – А теперь, – сказала Багира, – прыгай ко мне на спину, Маленький Брат, и мы отправимся домой.
   Одна из прелестей Закона Джунглей состоит в том, что с наказанием кончаются все счеты. После него не бывает никаких придирок.

Р.Киплинг, "Маугли" ("Книга джунглей")

       — Я разведчик, — говорит вождь краснокожих, — и я должен предупредить поселенцев, что индейцы собираются напасть на них. Мне надоело самому быть индейцем. Я хочу быть разведчиком.
       — Чудесно, — говорю я. — Повидимому, это безобидная игра. Я думаю, мистер Билль поможет тебе натянуть нос этим кровожадным дикарям.
       — А что я должен делать? — спрашивает Билль, подозрительно глядя на мальчишку.
       — Ты лошадь, — говорит разведчик. — Ты становись на четвереньки. Я поеду на тебе в лагерь поселенцев. Не могу же я ехать верхом без лошади!

О'Генри, "Вождь краснокожих"