— Ах, и не рассказывайте, — вздыхает Анна Марковна, отвесив свою нижнюю малиновую губу и затуманив свои блеклые глаза. — Мы нашу Берточку, — она в гимназии Флейшера, — мы нарочно держим ее в городе, в почтенном семействе. Вы понимаете, все-таки неловко. И вдруг она из гимназии приносит такие слова и выражения, что я прямо аж вся покраснела.
       — Ей-богу, Анночка вся покраснела, — подтверждает Исай Саввич.
       — Покраснеешь! — горячо соглашается околоточный. Да, да, да, я вас понимаю. Но, боже мой, куда мы идем! Куда мы только идем? Я вас спрашиваю, чего хотят добиться эти революционеры и разные там студенты, или... как их там? И пусть пеняют на самих себя. Повсеместно разврат, нравственность падает, нет уважения к родителям. Расстреливать их надо.

А.И.Куприн, "Яма"

П р о х о р (идет к сейфу, говоря Пятеркину). Лешка, не пускай никого... Постой... Что такое? (С явной радостью.) Да ведь я опекуном несовершеннолетних буду! Чёрт те взял! Чего же это я? А? (Усмехается, глядя на Анну.) Пошла вон, Анка! Конец твоей кошкиной жизни! Иди к чертям! Завтра же! Надоела ты мне, наушница, надоела, стервоза!

М.Горький, "Васса Железнова"

2-я  г о л о в а.  Эй,  кто-нибудь!  Ты,  Миллер!  Ты мне хвост целовал при встрече. Эй, Фридрихсен! Ты подарил  мне  трубку  с тремя   мундштуками   и   надписью:   "Твой  навеки".  Где  ты, Анна-Мария-Фредерика Вебер? Ты говорила, что влюблена в меня, и носила на груди кусочки моего когтя  в  бархатном  мешочке.  Мы издревле  научились  понимать  друг друга. Где же вы все? Дайте воды. Ведь вот он, колодец, рядом. Глоток! Пол-глотка! Ну  хоть губы смочить.

Е.Шварц, "Дракон"

Береги свою голову, друг мой.
Голову береги, мой друг.
Голова, как известно, круглая,
Голова, как известно, кружится,
И ты и сам не заметишь,
Как ее потеряешь вдруг.

Ты думаешь, это несчастье,
Случается в жизни нечасто?
Ну, нет, — посмотри внимательно
На своих знакомых сперва.
Теряли голову многие,
Теряли даже такие, которым,
По их положению, очень нужна голова.

Раймон Кено

   Великан подбросил в костер несколько сучьев.
   — Начнем, рыцарь. Думаю, тебе лестно будет узнать, что сегодня ты имеешь честь состязаться с тем, кому принадлежит титул Мастера загадок девяти последних турниров. — Взглянув на Алианору, он облизнулся. — Лакомый для нас обоих приз.
   Хольгеру стоило большого труда сдержаться и не ответить на ухмылку этого гиппопотама ударом меча.
   — Ладно, — сказал он. — Первая загадка. Почему курица переходит через дорогу?
   — Что-о? — разинул рот великан. Его огромные зубы блестели, как брусчатка после дождя. — Ты спрашиваешь об этом меня???
   — Отвечай.
   — Но ведь это вопрос для детей! Разумеется, чтобы оказаться на другой стороне!
   — Неправильно, — покачал головой Хольгер.
   — Врешь! — Великан вскочил на ноги. Хольгер предостерегающе поднял меч.
   — У этой загадки есть остроумный и абсолютно правильный ответ. И ты должен найти именно его.
   — Такого я еще не слышал, — пожаловался великан. Однако снова опустился на корточки и погладил бороду своей грязной лапой. — Почему курица переходит через дорогу? Зачем же еще, если не для того, чтобы оказаться на другой стороне? Какой во всем этом аллегорический смысл? Поставим вопрос так: что такое курица? И что такое дорога? — Он закрыл глаза и стал медленно раскачиваться.
   Алианора восторженно улыбнулась Хольгеру.
   Время тянулось медленно, ужасающе медленно. Сияли ледяные звезды. Дул холодный ветер. Наконец великан открыл глаза. Свет костра заплясал в них двумя красными кляксами.
   — Я нашел ответ, — объявил громоподобный голос. — Загадка эта подобна той, с помощью которой Тхази победил Гротнира пятьсот лет назад. Так вот, смертный, курица — это жизнь, которую она должна перейти с обочины рождения на обочину смерти. И хотя на дороге много опасностей — повозки войны и мира, ухабы труда и грязь греха, а в вышине кружит ястреб, имя которому — Сатана, но курица идет и переходит через дорогу. Она сама не знает, почему это делает, разве что поля на той стороне кажутся ей зеленее, чем на этой. Она переходит, потому что так суждено нам всем, — высокопарно и самодовольно закончил он.
   — Нет, — сказал Хольгер.
   — Не-е-ет??? — вновь вскочил великан.
   — Тебе явно не хватает смекалки, — усмехнулся датчанин.
   — Мне?! — оскорбленно взревел гигант, вызвав этим небольшую лавину. — Мне?! Что ж, я готов сдаться. Послушаем твой ответ. Почему же курица переходит через дорогу?
   — Потому что обходить ее слишком долго.

Пол Уильям Андерсон, "Три сердца, три льва"

   Чёрт кивнул. Он вынул изо рта окурок, с отвращением посмотрел на него и тронул когтистым пальцем. Окурок мгновенно превратился в розовую мятную лепёшку, которую чёрт принялся сосать громко и с явным наслаждением.
   — Что касается вашего вопроса, — продолжал он, — то на него должен быть ответ, иначе наш договор недействителен. В средние века люди любили задавать загадки. Нередко ко мне приходили с парадоксами. Например: в деревне жил только один цирюльник, который брил всех, кто не брился сам. Кто брил цирюльника? — спрашивали они. Но, как отметил Рассел, словечко «всех» делает такой вопрос бессмысленным, и ответа на него нет.
   — Мой вопрос честный и не содержит парадокса, — заверил его Саймон.
   — Отлично. Я на него отвечу. Что вы ухмыляетесь?
   — Я... ничего, — ответил Саймон, согнав с лица усмешку.
   — У вас крепкие нервы, — сказал чёрт мрачным, но одобрительным тоном, извлекая из воздуха пергамент. — Если бы я предстал перед вами в образе чудовища, сочетающего в себе миловидность ваших горилл с грациозностью монстра, обитающего на Венере, вы едва ли сохранили бы свой апломб, и я уверен...
   — В этом нет никакой надобности, — поспешно сказал Саймон.
   Он взял протянутый ему договор, убедился, что всё в порядке, и открыл перочинный нож.
   — Минуточку! — остановил его дьявол. — Дайте я его продезинфицирую. — Он поднёс лезвие к губам, слегка подул, и сталь накалилась до вишнёво-красного цвета. — Ну вот! Теперь прикоснитесь кончиком ножа ...гм... к чернилам, и это всё... Прошу вас, вторая строчка снизу, последняя — моя.
   Саймон помедлил, задумчиво глядя на раскалённый кончик ножа.
   — Подписывайтесь, — поторопил чёрт, и Саймон, расправив плечи, поставил свое имя.
   Поставив и свою подпись с пышным росчерком, дьявол потёр руки, окинул Саймона откровенно собственническим взглядом и весело сказал:
   — Ну, выкладывайте свой вопрос! Как только я на него отвечу, мы отправимся. Мне надо посетить сегодня ещё одного клиента, а времени в обрез.
   — Хорошо, — сказал Саймон и глубоко вздохнул. — Мой вопрос такой: верна или не верна Великая теорема Ферма?

Артур Порджес, "Саймон Флэгг и дьявол"

     Ни  к чему на  свете я так не стремился, ничего в жизни я так не  желал иметь, как ножик, собственный  ножик!  Мне хотелось,  чтобы у меня в кармане лежал  ножик,  чтобы я мог доставать  его оттуда, когда захочу,  резать, что захочу,  — и пусть мои товарищи завидуют!

Шолом-Алейхем, "Ножик"