Известно - с револьвером шутки плохи. Недавно у нас в Нуслях один господин забавлялся револьвером и перестрелял всю семью да еще швейцара, который пошел посмотреть, кто там стреляет с четвертого этажа.
- Из иного револьвера, пани Мюллерова, хоть лопни - не выстрелишь. Таких систем - пропасть. Но для эрцгерцога, наверно, купили что-нибудь этакое, особенное. И я готов биться об заклад, что человек, который стрелял, по такому случаю разоделся в пух и прах

Швейк.

- Да, ты прав, мой мальчик, ибо это подлинная радость! -  воодушевленно воскликнул Паганель.  -  Существует  ли  большее  удовлетворение,  большее счастье, чем то, которое испытывает мореплаватель,  наносящий  на  судовую карту свои открытия. Перед его глазами возникают новые  земли,  остров  за островом, мыс за мысом, они словно  всплывают  из  недр  морских!  Сначала контуры этих земель  смутны,  изломаны,  прерывисты:  вот  тут  уединенный лагерь, а там - отдаленная бухта, а еще дальше - затерянный в безграничном просторе  залив.  Но  постепенно  открытия  дополняют  друг  друга,  линии уточняются, пробелы на  картах  уступают  место  штрихам,  очертания  бухт врезаются в сушу, мысы увенчивают исследованные берега,  и  вот,  наконец, новый материк во всем своем великолепии с его  озерами,  его  реками,  его потоками, его горами, его долинами и его равнинами и деревнями, городами и столицами возникает на глобусе. Ах, друзья мои! открывать неведомые  земли это - творить, это - переживать волнения и  неожиданности!  Но  ныне  этот источник почти исчерпан: все известно, все исследовано, все новые берега и материки занесены на карту, и нам,  теперешним  географам,  больше  нечего делать.

Жюль Верн "Дети капитана Гранта"

На Сухаревке жулью в одиночку делать нечего. А сколько сортов всякого жулья! Взять хоть «играющих»: во всяком удобном уголку садятся прямо на мостовую трое-четверо и открывают игру в три карты – две черные, одна красная. Надо угадать красную. Или игра в ремешок: свертывается кольцом ремешок, и надо гвоздем попасть так, чтобы гвоздь остался в ремешке. Но никогда никто не угадает красной, и никогда гвоздь не остается в ремне. Ловкость рук поразительная.

В.А. Гиляровский "Москва и москвичи"

Мадемуазель Эберштейн расхохоталась.

— Ты слишком скромен, Рудольф. Такой мальчик, как Рауль, не может быть опасен. Но я рада, что из него вышел скромный и симпатичный юноша, это большое утешение матери. Бедная тетя чуть не лишилась рассудка после смерти своего мужа, затем она отказалась от света и, несмотря на красоту, молодость и огромное состояние, заперлась в своем имении и посвятила себя сыну, которого боготворила.

В. Крыжановская-Рочестер, "Месть еврея"

Когда я несколько лет назад жил на Виноградах, там в первом этаже жил швейцар, а у него снимал комнату мелкий чиновничек из какого-то банка. Этот чиновничек всегда ходил в пивную на Крамериевой улице и как-то поругался с одним господином. У того господина на Виноградах была лаборатория по анализу мочи. Он говорил и думал только о моче, постоянно носил с собой бутылочки с мочой и каждому совал их под нос, чтобы каждый помочился и тоже дал ему свою мочу на исследование. От анализа, дескать, зависит счастье человека и его семьи. Притом это дешево: всего шесть крон. Все, кто ходил в пивную, а также хозяин и хозяйка пивной дали на анализ свою мочу. Только этот чиновничек упорствовал, хотя господин всякий раз, когда он шел в писсуар, лез за ним туда и озабоченно говорил: "Не знаю, не знаю, пан Скорковский, но что-то ваша моча мне не нравится. Помочитесь, пока не поздно, в бутылочку!" В конце концов уговорил. Обошлось это чиновничку в шесть крон. И насолил же ему этот господин своим анализом! Впрочем, другим тоже, не исключая и хозяина пивной, которому он подрывал торговлю. Ведь каждый анализ он сопровождал заключением, что это очень серьезный случай в его практике, что никому из них пить ничего нельзя, кроме воды, курить нельзя, жениться нельзя, а есть можно только овощи. Так вот, этот чиновничек, как и все остальные, страшно на него разозлился и выбрал орудием мести швейцара, зная, что это человек жестокий. Как-то раз он и говорит господину, исследовавшему мочу, что швейцар с некоторых пор чувствует себя нездоровым и просит завтра утром к семи часам прийти к нему за мочой. Тот пошел. Швейцар еще спал. Этот господин разбудил его и любезно сказал: "Мое почтение, пан Малек, с добрым утром! Вот вам бутылочка, извольте помочиться. Мне с вас следует получить шесть крон". Тут такое началось!.. Хоть святых выноси! Швейцар выскочил из постели в одних подштанниках, да как схватит этого господина за горло, да как швырнет его в шкаф! Тот влетел туда и застрял. Швейцар вытащил его, схватил арапник и в одних подштанниках погнался за ним вниз по Челаковской улице, а тот визжать, словно пес, которому на хвост наступили

Швейк