Немного предыстории.
Вдохновила меня тема, открытая Сашей: Синклер Льюис. Конечно, можно было бы открыть и более общую тему насчет "приглаживания" переводных и отечественных литературных произведений советской цензурой, но автору - видней. И еще меня сподвигло вот что: хотел в "Ассоциациях" процитировать "Озу", но, увы, интересующего меня фрагмента не нашел. То, что этот фрагмент (а вы, я полагаю, без труда догадаетесь, какой) проскочил лишь в издании 1964 года, а затем "исчез" - ничего странного. А удивительно другое: то, что его нет ДАЖЕ В СЕТИ!!! Есть цитаты по 4-6 строк. Итак, попробую заполнить этот пробел и выложить поэму в "первозданном" виде. За основу возьму текст с сайта ruthenia.ru, "недостающие" фрагменты отмечу красным, поздние вставки (были и они) - синим. Компоновку поэмы тоже приведу к исходному виду. Итак
Андрей Вознесенский
Оза
Тетрадь, найденная в тумбочке дубненской гостиницы
Поэма
***
Аве, Оза. Ночь или жилье,
псы ли воют, слизывая слезы,
слушаю дыхание Твое.
Аве, Оза...
Оробело, как вступают в озеро,
разве знал я, циник и паяц,
что любовь - великая боязнь?
Аве, Оза...
Страшно - как сейчас тебе одной?
Но страшнее - если кто-то возле.
Черт тебя сподобил красотой!
Аве, Оза!
Вы, микробы, люди, паровозы,
умоляю - бережнее с нею.
Дай тебе не ведать потрясений.
Аве, Оза...
Умоляю. Жизнь не плодоовощи.
Почему ж шинкуют вкривь и вкось?
Аве, Оза.
Опоздали мы чудовищно.
Но еще чудовищнее - врозь!
Противоположности свело.
Дай возьму всю боль твою и горечь.
У магнита я - печальный полюс,
ты же - светлый. Пусть тебе светло.
Дай тебе не ведать, как грущу.
Я тебя не огорчу собою.
Даже смертью не обеспокою.
даже жизнью не отягощу.
Аве, Оза. Пребывай светла.
Мимолетное непрекратимо.
Не укоряю, что прошла.
Благодарю, что приходила.
Аве, Оза...
●
Люблю я Дубну. Там мои друзья.
Березы там растут сквозь тротуары.
И так же независимы и талы
чудесных обитателей глаза.
Цвет нации божественно оброс.
И, может, потому не дам я дуба -
мою судьбу оберегает Дубна,
как берегу я свет ее берез.
Я чем-то существую ради них.
Там я нашел в гостинице дневник.
I
Женщина стоит у циклотрона -
стройно,
слушает замагниченно,
свет сквозь нее струится,
красный, как земляничинка,
в кончике ее мизинца,
не отстегнув браслетки,
вся изменяясь смутно,
с нами она - и нет ее,
прслушивается к чему-то,
тает, ну как дыхание,
так за нее мне боязно!
Поздно ведь будет, поздно!
Рядышком с кадыками
атомного циклотрона 3-10-40.
Я знаю, что люди состоят из атомов,
частиц, как радуги из светящихся пылинок
или фразы из букв.
Стоит изменить порядок, и наш
смысл меняется.
Говорили ей, - не ходи в зону!
а она
вздрагивает ноздрями,
празднично хорошея,
Жертво-ли-приношенье?
Или она нас дразнит?
Не отстегнув браслетки,
вся изменяясь смутно,
с нами она - и нет ее,
прислушаивается к чему-то...
"Зоя, - кричу я, - Зоя!.."
Но она не слышит. Она ничего не
понимает.
Может, ее называют Оза?
II
Не узнаю окружающего.
Вещи остались теми же, но частицы их, мигая,
изменяли очертания, как лампочки иллю-
минации на Центральном телеграфе.
Связи остались, но направление их изменилось.
Мужчина стоял на весах. Его вес оставался тем
же. И нос был на месте, только вставлен
внутрь, точно полый чехол кинжала. Не-
умещающийся кончик торчал из затылка.
Деревья лежали навзничь, как ветвистые озера,
зато тени их стояли вертикально, будто их
вырезали ножницами. Они чуть погромыхи-
вали от ветра, вроде серебра от шоколада.
Глубина колодца росла вверх, как черный сноп
прожектора. В ней лежало утонувшее ведро
и плавали кусочки тины.
Из трех облачков шел дождь. Они были похожи
на пластмассовые гребенки с зубьями дож-
дя. (У двух зубья торчали вниз, у треть-
го - вверх).
Ну и рокировочка! На месте ладьи генуэзской
башни встала колокольня Ивана Великого.
На ней, не успев растаять, позвякивали
сосульки.
Страницы истории были перетасованы, как кар-
ты в колоде. За индустриальной революци-
ей следовало нашествие Батыя.
У циклотрона толпилась очередь. Проходили
профилактику. Их разбирали и собирали.
Выходили обновленными.
У одного ухо было привинчено ко лбу с дыроч-
кой посредине вроде зеркала отоларинго-
лога.
«Счастливчик,— утешали его.— Удобно для
замочной скважины! И видно и слышно од-
новременно».
А эта требовала жалобную книгу. «Сердце забы-
ли положить, сердце!» Двумя пальцами он
выдвинул ей грудь, как правый ящик пись-
менного стола, вложил что-то и захлопнул
обратно. Экспериментщик Ъ пел, пританцовывая.
«Е9-Д4,—бормотал экспериментщик.—О, таин-
ство творчества! От перемены мест слагае-
мых сумма не меняется. Важно сохранить
систему. К чему поэзия? Будут роботы.
Психика — это комбинация аминокислот...
Есть идея! Если разрезать земной шар по эква-
тору и вложить одно полушарие в другое,
как половинки яичной скорлупы...
Конечно, придется спилить Эйфелеву башню,
чтобы она не проткнула поверхность в рай-
оне Австралийской низменности.
Правда, половина человечества погибнет, но за-
то вторая вкусит радость эксперимента!..»
И только на сцене Президиум секции квазиис-
кусства сохранял порядок. Его члены сияли,
как яйца в аппарате для просвечивания
яиц. Они были круглы и поэтому одинако-
вы со всех сторон. И лишь у одного над
столом вместо туловища торчали ноги по-
добно трубам перископа.
Но этого никто не замечал.
Докладчик выпятил грудь. Но голова его,
как у целлулоидного пупса, была повернута
вперед затылком. «Вперед, к новому искус-
ству!» — призывал докладчик. Все согла-
шались.
Но где перед?
Горизонтальная стрелка указателя (не то «туа-
лет», не то «к новому искусству!») торчала
вверх на манер десяти минут третьего. Лю-
ди продолжали идти целеустремленной це-
почкой по ее направлению, как по ступе-
ням невидимой лестницы.
Никто ничего не замечал.
НИКТО
Над всем этим, как апокалипсический знак, го-
рел плакат: «Опасайтесь случайных свя-
зей!» Но кнопки были воткнуты острием вверх.
НИЧЕГО
Иссиня-черные брови были нарисованы не над,
а под глазами, как тени от карниза.
НЕ ЗАМЕЧАЛ.
Может, ее называют Оза?
III
Ты мне снишься под утро,
как ты, милая, снишься!..
Почему-то под дулами,
наведенными снизу,
ты летишь Подмосковьем,
хороша до озноба,
вся твоя маскировка -
30 метров озона!
Твои миги сосчитаны
наведенным патроном,
30 метров озона -
вся броня и защита!
В том рассвете болотном,
где полет безутешен,
но пахнуло полетом,
и - уже не удержишь.
Дай мне, господи, крыльев
не для славы красивой -
чтобы только прикрыть ее
от прицела трясины.
Пусть еще погуляется
этой дуре рисковой,
хоть секунду - раскованно.
Только пусть не оглянется.
Пусть хоть ей будет счастье
в доме с умным сынишкой.
Наяву ли сейчас ты?
И когда же ты снишься?
От утра ли до вечера,
в шумном счастье заверчена,
до утра? поутру ли?
за секунду до пули.
IV
Голос моего зарубежного друга:
А может, милый друг, мы впрямь
сентиментальны?
И душу удалят, как вредные миндалины?
Ужели и хорей, серебряный флейтист,
погибнет, как форель погибла у плотин?
Ужели и любовь не модна, как камин?
Аминь?
Но почему ж тогда, заполнив Лужники,
мы тянемся к стихам, как к травам от цинги?
И радостно и робко в нас души расцветают...
Роботы,
роботы,
роботы
речь мою прерывают.
Толпами автоматы
топают к автоматам,
сунут жетон оплаты,
вытянут сок томатный,
некогда думать, некогда,
в оффисы - вагонетки,
есть только брутто, нетто -
быть человеком некогда!
Вот мой приятель-лирик:
к нему забежала горничная...
Утром вздохнуа горестно, -
мол, так и не поговорили!
Ангел, об чем претензии?
Провинциалочка некая!
Сказки хотелось, песни?
Некогда, некогда, некогда!
Что там в груди колотится
пойманной партизанкою?
Сердце, как безработица.
В мире - роботизация.
Ужас! Мама,
роди меня обратно!..
Обратно - к истокам неслись реки.
Обратно - от финиша к старту задним
ходом неслись мотоциклисты.
Баобабы на глазах, худея, превращались в пру-
тики саженцев - обратно!
Пуля, вылетев из сердца Маяковского, пролетев
прожженную дырочку на рубашке, юркну-
ла в ствол маузера 4-03986, а тот, свернув-
шись улиткой, нырнул в ящик стола...
...Твой отец историк. Он говорит, что человече-
ство имеет обратный возраст. Оно идет от
старости к молодости.
Хотя бы средневековье. Старость. Морщинистые
стены инквизиции.
Потом Ренессанс - бабье лето человечества. Это
как женщина, красивая, все познавшая,
пирует среди зрелых плодов и тел.
...Электрон после рассеива-
ния может двигаться назад во
времени. Тогда обыкновенный
позитрон можно рассматривать
как электрон, для которого
время течет вспять (обратное
время).
"Теория фундаментальных процессов".
Р. П. Х е й н м а н. Нью-Йорк, 1963.
Не будем перечислять надежд, измен, приклю-
чений XVIII века, задумчивой беременности XIX...
А начало ХХ века - бешеный ритм революции!..
Восемнадцатилетие командармов. "Мы - первая
любовь земли". "Сейчас подымается социализм,
живым, человечьим, правдашним".
Но было и так...
Голова ли от ветра кружится?
Или память клубком раскручивается?
Будто крутится радиолой
марш охрипший и одиозный.
Ты не пой, пластинка, про Сталина.
Это песенка не простая,
непроста усов седина,
То - прозрачна, а то - мутна...
Те усы свисали над трубкой
выдающегося конструктора,
разбирались в шайбочках, в винтиках,
человека только не видели!
Кто в них верил? И кто в них сгинул,
как иголка в седой копне?
Их разглаживали при Гимне.
Их мочили в красном вине.
И торжественно над страною,
точно птица хищной красы,
плыли
с красною
бахромою
государственные усы!
Ты не пой, пластинка, про Сталина.
Быть нам винтиком не пристало.
Было. Больше не угорим
вислым дымом его седин.
"Я думаю о будущем, - продолжает историк, -
когда все мечты осуществляются. Техника
в добрых руках добра. Бояться техники?
Что же, назад в пещеру?.."
Он седой и румяный. Ему улыбаются дети
и собаки.
(Продолжение следует)
Отредактировано Vladimir_S (10.05.2016 09:54:49)
